Заблуждения капитализма, или Пагубная самонадеянность профессора Хайека - [52]

«Хотя здесь выражаются лишь нормы, не дающие точной картины экономической жизни, они в некоторой степени передают подлинный дух средневекового общества».

В средневековой Европе почти не было рыночного хозяйства. За редкими исключениями, хозяйство было замкнутым: нужные Экономические интересы подчинены подлинному делу жизни, каковым является спасение души продукты и изделия производились в пределах одного имения или одного города и там же потреблялись. Ремесленники были объединены в цехи, имевшие исключительное право заниматься в данной местности некоторым видом труда. Цех устанавливал «справедливые» цены на изделия, обязывал своих членов сообщать, где и почем они покупают сырье, контролировал качество продукции, регулировал взаимные отношения и претензии. Надзор за всем производством осуществляла королевская власть, часто вводившая предельные цены. Крестьяне вели натуральное хозяйство, отбывали барщину или платили сеньору оброк; они почти не участвовали в денежном обращении. При этих условиях не было подвижности населения, и города не имели такого значения, как в древности и, тем более, теперь; Париж и Лондон насчитывали в Средние века 20–30 тысяч жителей. В Европе было очень мало грамотных людей, и почти все они принадлежали к духовенству. Быть грамотным означало знать латынь. Но древних авторов читали лишь отдельные монахи, если читали вообще, и такое занятие считалось неправоверным. Это были поистине «темные века». Все, что рассказывают о «цветущей средневековой культуре», относится уже к исходу средневековья, к XIII–XV столетиям; а идеализация средних веков, даже в их позднем развитии, выражает лишь отчаяние нынешних мудрецов. Достаточно сказать, что к началу эпохи Возрождения ememперестали переписывать древние рукописи, а уцелевшие не умели хранить.

Любители средних веков – а это прежде всего враги демократии – особенно восхваляют бывший в то время «общественный мир». И в самом деле, до позднего средневековья все классы населения оставались в относительном равновесии, не нарушая в целом установившийся порядок. По принятой в то время теории, этот порядок должен был держаться до Страшного Суда. Духовным главой христианского мира считался папа римский, а светским – германский император, заимствовавший свой авторитет от императоров Рима. Общество было строго иерархическим: каждый человек должен был повиноваться своему сеньору. Сословное деление было столь жестким, что человек не мыслил себя вне своего общественного положения: каждый чувствовал себя столь же естественно крестьянином, ремесленником или дворянином, как если бы это были отдельные виды животных. Это был общественный порядок, где положение и обязанности каждого были не просто освящены религией и законом, но стали частью его психического склада. Историк Буркхардт полагал, что в средние века люди утратили свою индивидуальность, то есть не умели отделить себя от своей сословной среды, не ощущали себя чем-то отдельным от своей деревни, своего цеха или своего феодального ранга. Это мнение, может быть, преувеличено, но в нем есть немалая доля истины. По сравнению с античным миром это был глубокий регресс: мир как будто вернулся к сакральному порядку племенной жизни, где статус определял психику человека. Вернулся, но не совсем и не навсегда.

Ясно, что в этом статическом общеlt;…стве с наследственным складом личности мог быть длительный классовый мир. Все проявления социального недовольства принимали религиозную форму: в средние века античный «социализм» продолжается «ересями». Как нетрудно понять, общим мотивом всех этих еретиков – катаров, багаудов, анабаптистов и бесчисленных других – было осуждение неправедного мира и стремление вернуться к чистому первоначальному христианству. К концу средневековья крестьянские восстания говорят уже новым языком: они ставят под сомнение конкретный феодальный порядок. Английские крестьяне, восставшие под руководством Уота Тайлера, спрашивали: «Когда Адам пахал, а Ева пряла – кто был тогда дворянином?», а во время французской Жакерии крестьяне прямо настаивали на своем человеческом достоинстве. Они пели:

«Мы такие же люди, как они (дворяне),

У нас такое же большое сердце,

И мы так же можем страдать».

Мечты их возвращались в мифическое прошлое, когда предки их жили счастливо, «прежде чем пришли дворяне со своим королем Франком».

6. Общее представление о «капитализме» и «социализме»

Уже в древности мы обнаруживаем зачатки того, что теперь называют «капитализмом» и «социализмом». На этом этапе нашего исследования, до систематического рассмотрения явлений XIX века, породивших эти понятия, было бы преждевременно их определять, но уже сейчас можно связать с ними некоторые общеизвестные представления.

Под «капитализмом» обычно понимают общественный строй, основанный на рыночном хозяйстве, с приспособленной к этому хозяйству формой государственной организации, – то, что профессор Хайек называет «расширенным порядком». Такой строй давно уже существует в некоторых странах, а в наше время господствует на большей части земли. Напротив, «социализм», как общественный строй, еще никогда и нигде не существовал: это лишь «идеология» или «программа» некоторого