Заблудшие - [16]

Аэродром находился в двенадцати километрах севернее «Убежища», как с не совсем легкой руки Макса Родионова теперь именовалась их база. Андрей не верил, что после десяти лет бардака и разграбления они найдут там хоть что-то полезное, но после конфуза на совещании обсуждать приказы или выражать вслух сомнения он теперь не решался.

‒ Как вы выжили во время эпидемии? ‒ поинтересовался у Сергея Андрей, когда монолог ему окончательно надоел.

Воробьев не торопился с ответом и по его виду Андрей не мог понять собирается ли тот вообще отвечать. Вместо Сергея до ответа Андрею снизошел шедший впереди сын полковника Гронина Олег – высокий голубоглазый блондин. Вероятно, эта тема была для него наболевшей, и ему хотелось кому-нибудь об этом рассказать.

Говор у Олега был специфический. Как позже узнал Андрей, такую манеру изъясняться Олег перенял у одного из живших с ними в «Убежище» солдат, но тот человек скончался примерно год назад.

– Это длинная история. Мне было всего девять лет, когда началась вся эта движуха с вирусом, – тоном одолжения начал рассказывать Олег. – Батя уже тогда был главным на этой базе. Прямо перед началом эпидемии меня привез сюда один чувак по его просьбе, мы зашились в бункере и проторчали там чуть ли не год. Стремное было время. Сидишь, как крыса, развлекухи почти никакой, нифига, ваще нифига нет. Только пол, потолок и стены. Ну, и мебель кое-какая, но заняться ваще нечем. Если бы не старик Бернштейн, мы бы, наверное, все котелком двинулись. Через какое-то время жратва стала заканчиваться, и старшие долго терли, что делать, но в итоге таки решили выбраться наружу. Оказалось, что это была офигенная идея. Ну, а потом мы жили в этой долбаной долине долгих восемь лет, большую часть из которых даже не подозревая, что выжило ещё много народу. И поверь, очень скоро эта новая тюрячка стала ничем не лучше старой. Разве что солнце и воздух свежий. Солярка всегда была дефицитом, так что генератор врубали только по большим праздникам, но каждый раз Бернштейн садился за радиостанцию: он все надеялся поймать сигналы или какие-то разговоры выживших. Наконец, позапрошлым летом ему это удалось. Тогда-то мы и просекли, что не одни, хотя я и до этого говорил, что это так, но только никто ж меня не послушал. Короче, долго решали какие есть риски, если выбираться из долины, и что вообще делать, потому что не врубались, что там снаружи. Та передача, что мы поймали, была стремной – там речь шла о каком-то бое, а других передач не было. Самим выходить в эфир батя запретил, пока не станет ясно, что за хрень творится. Но выбираться решили полюбэ. Сам подумай: когда ты чуть ли не десять лет зыришь на одни и те же хари, через силу впихиваешь в себя рыбу, от которой давно тошнит, дикие ягоды и кое-какие овощи, которые подфартило вырастить, то желание послать всё это куда подальше и посмотреть, что ещё осталось от мира, побеждает даже здравый смысл. Охотиться в долине уже давно не на кого – дичи и зверей почти не осталось. Только долбаная рыба, да и той, кажется, все меньше. Мы и до этого помаленьку разгребали завал, а когда приняли решение – бросили на это почти все силы. Но самая мякотка была в конце – там были такие каменюки, которые достать или сдвинуть мы не могли. Тогда батя с Максом придумали раскрошить их направленным взрывом. Это было рисково – можно было заново все завалить, но терять нам все равно уже было нечего, и в итоге мы оказались фартовыми. Ну, а дальше ты знаешь.

Олег вел свое повествование с таким видом, будто это лично он принимал все самые важные решения, влияющие на жизнь его отца и людей вокруг. Будто все, что произошло ‒ его непосредственная заслуга.

– И много вас было в начале? – поинтересовался Андрей, для которого, несмотря на раздражающие манеры Олега, мозаика начала более или менее ровно собираться только сейчас.

– Пятнадцать человек, – ответил за него Сергей, – двое из них не дожили до освобождения и покончили с собой через пару месяцев после начала. Ещё один умер от болезни год назад.

Андрей промолчал, не зная что сказать. Выждав некоторое время, он решился задать следующий вопрос.

– А как среди вас оказался иностранец? – поинтересовался он, подразумевая профессора.

– Профессор не иностранец. Просто у него редкие имя и фамилия, – сразу ответил Воробьев.

Сергей умолк. Видя, что он не собирается продолжать, эстафету перехватил Олег.

‒ Когда начались карусели именно Бернштейн уболтал всех остаться. Расчехлил, что спасти близких не выйдет, да и самим ласты не склеить шансов мало. Правда, сначала все боялись трибунала – военного суда, но потом стало ясно, что наказывать их тупо некому. Так что теперь на профессора никто не в обиде, а даже наоборот, ведь это он всем шкуры спас.

Олег слегка улыбнулся, показывая желтоватые зубы, и продолжил.

– Конечно, как теперь стало понятно, выжили многие, но, по предположению профессора, процентов семьдесят народу нашей планетки таки загнулось. После начала эпидемии, пока мир окончательно не скатился в канаву, профессор ещё какое-то время поддерживал связь с некоторыми своими корешами, получал от них всякую инфу, и таким макаром наскреб кое-какие знания о вирусе, что если и не помогло нам выжить, то хотя бы позволило понять, что творится в мире, – закончил он.