Забайкальцы. Т.2 - [32]

Вторые сутки везут их по Амурской железной дороге. В бронированном, с узкими бойницами вместо окон, вагоне полусумрак, воздух пропитан дурным запахом стоящей в углу параши.

На остановке загромыхал замок, открылась и захлопнулась наружная дверь, затем вторая, в вагон занесли еду. Семен отточенной железкой разрезал на ровные куски тяжелый, как из глины выпеченный хлеб, поровну разлил по кружкам баланду: тепловатую жидкость с плавающими в ней кусочками картофелин, крупинками разваренного пшена и красной рыбы. Проглотив свою порцию, Богомягков, обращаясь к Семену, пошутил:

— Человек! Что там у тебя на второе?

— Пироги с нетом, — ответил тот и вздохнул: — Я еще голоднее стал после эдакой благодати.

Что-то веселое сказал по-своему Витрис. Ему, улыбнувшись, ответил Ковач, а Сабо Ништван лишь рукой махнул да привалился спиной к стенке. И снова все разошлись по своим местам, снова в вагоне тишина, жуткая, наводящая тоску.

Подложив под голову шинель, Фрол пытался уснуть, но сон не шел, а услужливое воображение рисовало ему яркие картины недавних событий.

Живо вспомнилось Фролу, как они, последняя пятерка зимовщиков, покинули гостеприимную Тынду. К вечеру они были на постоялом Шкарубы, где решили переночевать, а утром заседлать коней и в путь, до станции Большой Невер. Но тут случилось непредвиденное, что понудило их изменить все свои планы и намерения. В тот день на постоялом кроме них оказалось еще двое приезжих: старик орочен и русский — статный, чернокудрый детина в широких плисовых штанах, пестреющих заплатами, и грязной кумачовой рубахе. В зимовье жарко, по этой причине орочен отдыхать ушел к своим оленям на сеновал, а русский сидел босиком на нарах около печки, рядом на веревочке сушились его ичиги и мокрые, из алого бархата, портянки.

— Приискатель я, — нехотя ответил он на вопрос подошедшего к нему Семена.

— Откуда?

— С Могочи.

— Та-ак, далеко ли направился?

— Отвяжись.

А Семена одолевало любопытство, страшно захотелось ему узнать, что это за человек, где он был, что видел, и, чтобы вызвать его на откровенность, сходил Семен к хозяину постоялого и вскоре же принес от него две бутылки водки, хлеба, кусок сала, миску квашеной капусты и все это выложил на нары, пригласил незнакомца «к столу».

Повеселевший при виде такого угощения приискатель поблагодарил Семена и после первого же стакана водки поведал ему, что он старшой артели золотнишников, по прозвищу Яшка Гагерь, что приехал он к Шкарубе за харчами для артели. Затем принялся рассказывать, как славно погуляли они зимой на свое золото у китайских купцов за Амуром и в окрестностях Благовещенска.

Рассказами Гагеря заинтересовался и Фрол, и Богомягков с Кирилловым. Все трое подошли, уселись кружком на нарах, выпили по чарке.

— Последнее время кутили мы в Бродах, — продолжал Гагерь, начиная хмелеть, — село трактовое, народ сплошные варнаки, контрабандисты, на золото падкие, как мухи на мед, и ба-абы, до чего же они, шельмы, ласковые, и какую ни спроси, та и вдова, — Яшка, улыбаясь, зажмурился, как сытый кот, тряхнул кудрями. — Повытрясли они из меня золотишко, зато уж и ублажали, повеселили мою душеньку вдосталь. Бывало, натопят баню и несут меня туда на потниках. Разденут, веники лентами перевяжут, одна из них парит меня, а все остальные песни поют свадебные. Да-а, попировали мы там, пороскошничали.

— То-то и портянки у тебя бархатные, — смеясь отозвался Семен.

— Только они и остались от всего богатства моего, — вздохнул Яков. — Пока золото было, как сыр в масле катались, а медом даже ичиги мазали, а кончилось оно, и пошло под косогор: друзей наших как ветром сдуло, бабы куда-то исчезли. Пришлось нам раньше время на прииска подаваться. Харчишек-то напарник мой Микула Беда догадался запасти, пока ишо было на что. Хватило бы нам на всю дорогу, да тут новое горе, на пост казачий нарвались, чтобы ему провалиться, еле ноги унесли.

— На какой пост? — спросил Фрол.

— Казаки семеновские прошли там, мы их даже видели, в лесу спрятавшись; целый полк их понесла нечистая сила куда-то вниз по Тунгиру. Вот они и пооставляли по дороге посты эти летучие для связи. И было их на посту-то, который нас забрал, пять человек, пьяны в дрезину, спирту разжились где-то. Продержали нас в лесной избушке до вечера и отпустили, а харчи забрали, всё начисто, чтобы им подавиться. Пришлось нам топать обратно. Да хорошо ишо, что набрели мы на юрту знакомца моего, орочена Дили. Уговорил я старика, приютил он моих артельщиков, а меня сюда доставил — Тимоха харчами снабдит нас, знает, что за Яшкой не пропадет.

Выслушав Гагеря, Фрол и его товарищи поняли, зачем белоказачий полк проследовал в низовья Тунгира. Знали они, что там зазимовал красногвардейский отряд венгров под командой Вейсмана, об этом сообщали на Тынду и товарищи из Читы.

Охмелевший Яков уснул, а Фрол и товарищи его посовещались и решили: спешно отправиться на помощь венграм. Семен пригласил в зимовье орочена, и тот за винтовку с патронами согласился проводить русских до зимовки венгров на Тунгире, оленей поручил Яшке.

Утром поднялись задолго до свету. Оседлали коней, взяли с собой шесть лошадей заводными, погрузив на них пулеметы, ящики с патронами, мешки с провизией и овсом. Гнали днем и ночью, с короткими остановками, чтобы покормить коней, поесть самим, соснуть часок-другой у костра и снова в путь.