Забайкальцы. Книга 3 - [77]

— Тише, тише, это верно будет? Смотри, соврешь, головой своей поплатишься.

— Правильно, Антапка, отзыв — Аткарск.

Узнав пропуск белых, обрадованный Ведерников заторопил своих казаков, и вскоре одиннадцать всадников на рысях двинулись в село. Впереди «подъесаул» Ведерников, за ним, в числе десяти казаков, — Рудаков, Егор, Маркел Никифоров, Макаров и еще шестеро переодетых в казачью форму. Лишь один, бывший матрос Денисов, не успел переодеться, ехал во флотском бушлате и в бескозырке.

— Сойду за арестованного, — сказал он Ведерникову.

Тот, подумав, согласился.

В село въехали благополучно, а в улице, недалеко от школы, два патрульных белогвардейца остановили, спросили пропуск и, когда Ведерников ответил, отдали ему честь, пошли дальше.

Мимо школы ехали шагом. Обнесенная невысоким забором, она находилась на холмистом пустыре между двух улиц. Здесь расположился белогвардейский обоз.

При слабом, красноватом отблеске догорающего костра, в центре школьной ограды, партизаны увидели крестьянские телеги, нагруженные ящиками, мешками с овсом. Вдоль заборов множество лошадей с хрустом жевали сено, брошенное прямо им под ноги, на землю. У ограды медленно прохаживался дневальный, а у ворот маячил силуэт часового.

Вскоре разыскали усадьбу Белоногова. Это был большой, под цинковой крышей, дом, через бревенчатый забор в ограде виднелось множество надворных построек.

Подъехав к крытым тесовым воротам, Ведерников постучал в них концом шашки. В ответ, загремев цепью, хрипло залаяла собака, а откуда-то из глубины двора донесся голос часового:

— Кто такой?

— Свои!

Часовой подошел к воротам и, не открывая их, опять спросил:

— Кто это?

— Четвертой сотни подъесаул Таскин.

— Что пропуск?

— Антапка.

Чуть помедлив, белогвардеец отодвинул засов, открыл калитку. Но когда Ведерников, а следом и его казак спешились, начали вводить лошадей в ограду, часовой, отойдя в глубь, к сараю, приказал:

— Один ко мне, остальные стоять на месте.

— А ч-черт, — чуть слышно выругался Ведерников и, передавая коня Рудакову, дернул за рукав Денисова.

Тот, прикрываясь конем, снял винтовку, передал ее Макарову и, сложив позади руки, сделал вид, что они у него связаны.

— Мне нужно сдать вам арестованного, — подойдя к часовому, сказал Ведерников.

— Не знаю, господин подъесаул, это надо к начальнику караула.

— Где он?

— Вот там, в зимовье.

Только теперь увидел Ведерников в дальнем углу ограды слабый свет, исходящий из открытой двери небольшого флигеля. Понимая, что спорить с часовым бесполезно, он быстро повернулся и пошел туда.

Придерживая левой рукой шашку и стараясь не шуметь, Петр, войдя в зимовье, при слабом свете оплывшей свечи в фонаре, висящем на стене, увидел сидящего за столом белогвардейца в урядницких погонах, это, по-видимому, и был начальник караула. Облокотившись на стол и подперев руками голову, урядник спал, слегка высвистывая носом. Левее, вдоль стены тянулись длинные нары, где, лежа вповалку, также спали белогвардейцы. Несколько винтовок кучей стояло в углу, около самой двери. Подавив в себе желание схватить их и вынести в ограду, Ведерников подошел к спящему уряднику, тронул его за плечо. Проснувшись, урядник откинул назад голову, стукнулся ею об оконный косяк и, различив перед собою офицера, вскочил на ноги.

— Здравия желаю, господин подъесаул! — хрипло выговорил он, вытягиваясь в струнку и вскидывая правую руку к козырьку фуражки.

— Здравствуй, опусти руку! Мне нужно сдать арестованного большевика.

— Арестованного? Так что… не могу принять, господин подъесаул.

— Почему?

— Дежурного по гарнизону надо, так что пломба…

— Ерунда! — тоном, не допускающим возражения, выговорил Ведерников. — Я только что видел дежурного, он приказал принять и казака своего послал с распоряжением.

— Слушаюсь. — Урядник с видимой неохотой снял со стены фонарь и висевший там же ключ от сарая, двинулся следом за Ведерниковым.

Подойдя к сараю, мнимый офицер приказал своим казакам подвести арестованного и, когда те подошли, дважды кашлянул. Это был условный знак. Егор и еще четверо враз кинулись на урядника и часового и в одно мгновение обезоружили их, связали.

Приказав Денисову и Маркелу освободить заключенных, Ведерников, в сопровождении Рудакова, Егора и Макарова, поспешил к зимовью. Там они в первую очередь захватили стоящие в углу винтовки, выставили их на двор.

— Подымайтесь! — громовым голосом заорал Рудаков, устремляясь к нарам, и, ухватившись за приклад японского карабина, выдернул его из рук спящего бородатого дружинника.

Разбуженные так неожиданно, белогвардейцы в испуге заметались по нарам.

Ведерников поднял над головой фонарь.

— Руки вверх! — властно приказал он, угрожающе потрясая наганом.

Бородач, у которого Рудаков отобрал карабин, хотел вскочить на ноги, ударившись головой о низенький потолок, плюхнулся на нары.

— Го-го-господин… есаул, — стуча от страха зубами, бормотал он, медленно поднимая дрожащие руки. Старик явно недоумевал, за что на них напали свои же, по его мнению, казаки во главе с офицером.

— Снять с них шашки, подсумки, все, что есть из оружия, живо! — не слушая старика, распоряжался Ведерников. Повторять это распоряжение ему не пришлось, не прошло и десяти минут, как все семеро белогвардейцев были обысканы и обезоружены.