Забайкальцы. Книга 3 - [23]

— Макар! — радостно воскликнул Егор, протягивая руки навстречу поспешившему к нему Якимову.

— Егорша!

Друзья обнялись, расцеловались по русскому обычаю, и оба, обрадованные нечаянной встречей, принялись тискать друг друга, хлопать по плечам.

— Это каким же тебя ветром-то?

— Ты-то как тут очутился?

— Я же здешних мест уроженец, курунзулайский.

— А я, брат, из амурской тайги, вместе с Лазо там находился, с Фролом Балябиным, а теперь вот сюда на пару с Киргизовым прибыл.

А Киргизова уже окружили, затормошили, закидали вопросами.

Якимов познакомил Егора с руководителями коммуны: Семенихиным, Самуилом Зарубиным и другими коммунарами, обступившими Киргизова. А когда Макар назвал фамилию Бородина, Егор живо вспомнил про письмо с клеветой на Настю, которое получил он когда-то на фронте.

— Так это вы учителем были в Антоновке? — спросил Егор, пожимая руку пожилого черноусого человека в очках.

— Да, было такое дело, а вы, значит, тамошний житель.

— В работниках я там жил…

Егору хотелось поговорить с Михаилом Ивановичем, но за рукав его потянул Макар:

— Хватит, Егорша, потом поговорите. Вон Киргизова повели под ручки белые в хоромы наши княжеские. Соловья-то вить баснями не кормят. Идем, там уж столы накрыли на двенадцать персонтий. Свежиной угостим вас с дороги-то.

Зимовье это было такое же, как на далекой Тынде, только гораздо просторнее. В одном углу печь, сложенная из дикого камня; так же тянутся вдоль стены длинные нары; в кутней половине стол, сколоченный из необструганных досок, скамьи и чурки для сиденья, на полках деревянная и глиняная посуда. Разница была лишь в том, что освещалось это зимовье не лучиной, как на Тынде, а керосиновой висячей лампой. Да и винтовок здесь было больше, почти все трехлинейные; стояли они в пирамиде, влево от двери, тут же висели шашки, патронташи и даже ручной пулемет.

— Порядочно у вас оружия-то, — сказал Егор, усаживаясь за стол рядом с Якимовым. — А я со своим винтом восемь лет не расставался, а теперь вот оставить пришлось в Большом Невере вместе с шашкой. Жалко, хорошая была винтовка-то, пристрелянная.

— Ничего-о, — утешал Макар, — дадим тебе наперво бердану, есть у нас в запасе, а на войне добудешь сам и винтовку и шашку.

— Да уж была бы шуба, а вши напреют.

Тем временем на столе появились хлеб, деревянные ложки, чашки и курившийся паром полуведерный котел вареного козьего мяса.

…Сразу же после сытного ужина началось собрание. Народу набралось полнехонькое зимовье, стало тесно и шумно.

Егору с Якимовым пришлось пересесть на кутнюю лавку, уступив место у стола черноусому, одетому по-городскому человеку.

— Это Шитов, рабочий из Читы, — пояснил Егору Макар. — Он к нам уж третий раз приезжает от областного комитета большевиков. Газеты привозит, инструкции и всякое другое руководство.

— А вон тот, на нарах-то сидит, чубатый, в кожанке, это кто такой?

— Музгин Иннокентий, Капунской станицы, большевик заядлый. Толковый будет командир из него, башка-а-а. А вон того узнаешь, в серой папахе-то?

— Обличье-то знакомое, постой, постой, да вить это Чипчеев, нашего полка, третьей сотни.

— Он самый, Чипчеев Иван, Улятуйской станицы.

— Значит, и он тут же. А этот дедушка, рядом с Иваном-то?

— Наш курунзулаевский, Якимов Василий Кононыч, с двумя сыновьями здесь.

Председатель собрания Бородин первое слово предоставил Киргизову. Степан Сидорович рассказал коммунарам о том, как руководители революционного Забайкалья уходили в Амурскую тайгу, об их зимовке на Тынде и о том, как проводили они на Дальний Восток Лазо.

Словно степь перед бурей, притихло собрание, слушая Киргизова, и радостным гулом множества голосов всколыхнулось оно, когда заговорил Степан Сидорович о Фроле Балябине и о том, что вместе с Богомягковым намеревается он вернуться в Забайкалье.

— Правильно-о!

— Верно-о-о!

— Будут у нас и командующий и комиссары свои!

— Лазо, значит, на восток подался?

— Да, на восток, в Приморье.

— Почему не к нам?

— Там тоже нужны такие люди.

После Киргизова говорил Шитов, коренастый, среднего роста, с живыми карими глазами и густой волнистой шевелюрой. Еще во время речи Киргизова он прикрепил к кутней стене, как раз над головами Егора и Макара, карту Забайкалья, во многих местах утыканную красными флажками.

Стоя боком к карте, Шитов говорил о Читинском комитете большевиков, который возглавляет старый коммунист Александр Вагжанов, о том, в каких неимоверно трудных условиях глубокого подполья, ежеминутно рискуя жизнью, читинские большевики руководят революционным движением в области, благодаря чему очаги революции имеются теперь во многих местах Забайкалья.

— Здесь вот, в районе Прибайкалья, — Шитов концом винтовочного шомпола показал на карту, — сильную революционную организацию создал большевик Евгений Лебедев. Такие же организации создали и готовят людей к восстанию Морозов на Витиме, братья Сущих в верховьях Ингоды, Петр Аносов на Ононе, Федот Погодаев и Андрей Чугуевский на Газимуре. Такие же организации и боевые группы созданы на Шилке, на Куренге, на Урюмкане и Урове, они держат связь с Шахтаминской лесной коммуной, которой руководит бывший фельдфебель Иван Козлов. А зоргольский большевик Абрам Федоров направлен комитетом в низовья Аргуни, чтобы подымать на борьбу с контрреволюцией казаков Аргунской, Усть-Уровской и Аркиинской станиц. Как видите, революционные искры рассыпаны по всей области, и ваша коммуна является центром восточного Забайкалья. Вам же первым надлежит поднять знамя восстания, для руководства им надо избрать сегодня же военно-революционный штаб.