За закрытой дверью. Записки врача-венеролога - [13]

— Вы давали сегодня справку об Афанасьеве? — спросил я.

— Да, да, — ответил он, щурясь, — припоминаю, эта женщина приходила ко мне. Послал ее к главному врачу за разрешением, но она не возвращалась сюда.

Туда, в канцелярию, она, действительно, не возвратилась. Но ко мне в кабинет она вернулась — недели через две, с злым блеском глаз, с нескрываемой ненавистью ко мне.

У нее не было теперь никаких вопросов ко мне. И уже не нужно было скрывать от нее никакой врачебной тайны. Потому что она пришла с гонореей, которой заразил ее муж, Афанасьев. Когда я посадил ее в кресло и осмотрел, я почувствовал себя злодеем, который пойман на месте преступления. Мне было мучительно стыдно и тяжело. Я не мог смотреть ей прямо в глаза; слова застревали у меня в горле. Чтобы скрыть свое душевное состояние, я хмурился и говорил, сердито и отрывисто.

Встретив в коридоре поликлиники главного врача, я опросил его:

— Владимир Петрович, что отвечаете вы тем, кто приходит к вам справляться о характере болезни посетителей амбулатории? Ну, например, жена, незарегистрированная, живущая раздельно, приходит в амбулаторию и хочет узнать, чем болен ее муж, чтобы избежать заражения. Существуют ли на этот счет какие-либо инструкции?

Мой вопрос, видимо, не застал главного врача врасплох.

— Мы обязаны давать справки, — ответил он после короткой паузы, — только по требованию судебных властей и лиц прокурорского надзора.

Предо мной встало лицо страдающей молодой работницы. И хотя эти официальные слова главного врача прозвучали так бездушно-казенно, я не смог возразить ему. Ведь формально он был, вероятно, совершенно прав.

Когда жизнь, обычная, каждодневная, с ее мелкими и крупными событиями и радостями, огорчениями, перепутывается вдруг с медицинским кабинетом, тогда положение врача может стать чреватым еще большими раздумьями.

В одном доме я встречал Новый год. Там было большое общество. Проводив старый год и встретив новый, приглашенные разбились на группы, разбрелись по уютным, окутанным полумраком уголкам. Всюду слышались негромкие голоса беззаботно беседующих людей.

Около меня сидела высокая женщина, еще совсем молодая стенографистка. Она приехала из Москвы и заканчивала свой двухнедельный отпуск. На следующий день она должна была возвратиться домой, к мужу.

Она знала мою профессию.

— Доктор, — сказала она, обращаясь ко мне, — я думаю, женщины не могут казаться вам привлекательными. Вы их слишком хорошо знаете, вы, как врач, далеки от всяких иллюзий…

У моей собеседницы был очень приятный голос. Голова у меня слегка кружилась от выпитого. Я охотно отвечал ей. Мы продолжали непринужденно болтать.

Я сказал ей:

— Вы молоды и красивы. Жизнь доставляет вам, вероятно, много радостей.

Полузакрыв глаза, молодая женщина мечтательно посмотрела на голубой фонарь, спускавшийся с потолка.

— Хорошо быть молодой, — произнесла она, — совсем, совсем юной; иное дело, когда в нашу жизнь начинает вторгаться мужчина. Ах, мужчины! Отчего мы любим, не задумываясь? Мой муж — чудный человек, я глубоко ценю и уважаю его. И все-таки… Ведь для девушки мужчина — это новый, неизведанный мир, который до встречи с нею развивался по своим особым законам. Кто он? Что он? Даже страшно становится… помню, кажется, спустя неделю после свадьбы, когда я уже испытала все ощущения замужней женщины, я вдруг чего-то испугалась. В голове у меня завертелись всякие подозрения, сомнения. Я подумала: ведь, в сущности, я не знаю, каким он был раньше, до свадьбы; только теперь я начинаю узнавать его. А прошлое уже непоправимо. Мысли у меня рождались самые скверные. Но дня через три-четыре все прошло, и я успокоилась. Ах, в пятнадцать лет женщина не знает этих мучительных сомнений! В этом возрасте мы безгрешны и чисты.

В этом бессвязном лепете одна фраза остановила на себе мое внимание. Чутьем профессионала я угадал тайну, которая ей самой была неизвестна. У женщин это наблюдается сплошь и рядом. Взяв ее руку, мягкую, теплую, я сказал ей:

— Мой друг, у вас могут быть в жизни неприятности, и очень крупные. Послушайтесь меня. Когда вы будете в Москве, обратитесь к опытному гинекологу, а еще лучше — к специалисту-венерологу.

Несмотря на полумрак, я заметил, как краска облила ее щеки. В ее голосе послышался испуг, когда она воскликнула:

— Что вы, доктор! Вы шутите! Ничего подобного быть не может. Мой муж совершенно здоров. Да и у меня никогда не было этих ужасных болезней.

В этой, со вкусом меблированной, комнате воздух, чуть освещенный светом затененной лампы, быль насыщен ароматом духов, дорогой пудры, и ковер делал неслышными шаги. Портьеры и рисунки обоев проступали из полумрака пятнами, как детали картины. Здесь должны были бы изучать слова нежности и любви. Мне не хотелось говорить о микробах, анализах, выделениях, гное…

Поэтому я повторил еще раз:

— Я желаю вам только добра. То, что я вам советую, не затруднит вас. Покажитесь врачу.

Год спустя в этом же доме опять справлялась встреча Нового Года. Молодая стенографистка из Москвы снова была в числе приглашенных. Она показалась мне еще более красивой, чем раньше. На ней было темное, почти траурное бархатное платье.