За все надо платить - [122]

Каким же образом менты докопались до свидетеля на Больших Каменщиках? Ладно, не в том суть. Плохо, что Голубцова могут узнать и милиционеры, и другие свидетели. Раз уж до улицы добрались, то и до человека дотянутся. Значит – что? Правильно, нужно сделать так, чтобы узнавать в случае чего было некого. Показания Голубцов дал какие нужно, а больше в нем надобности нет. Слова из романа, конечно, правильные, но слова из жизни – еще вернее. А по жизни-то, а не по книжкам, один крупный политик так говорил: «Нет человека – нет проблемы» Вот то-то и оно.

Глава 18

Когда Михаил Владимирович Шоринов позвонил Ольге, та уже спала крепким сном, положив голову на согнутую руку мужа. Услышав трель телефонного аппарата, она моментально проснулась и испуганно схватила трубку, опасаясь, что Бороданков услышит звонок.

– Алло, – произнесла она едва слышным шепотом.

– Ты можешь говорить? – услышала она голос Шоринова.

– Подожди минуту, я выйду в другую комнату.

Она осторожно вылезла из-под одеяла, нащупала очки на тумбочке возле кровати, взяла телефон и потащила его за собой в гостиную. С самого начала она была противницей параллельных аппаратов, установленных по всей квартире, как у большинства их знакомых. Она предпочитала один аппарат на длинном десятиметровом шнуре. Всю жизнь Ольга Решина совершала поступки, находящиеся за пределами одобряемых обществом моральных норм, и это приучило ее быть осторожной и избегать ненужного риска.

В гостиной было холодно. Саша вечером много курил, и, укладываясь спать, они оставили окно открытым, чтобы проветрить комнату. Ольга поежилась, включила бра над креслом и завернулась в брошенный на диване мягкий клетчатый плед.

– Что случилось, Миша? – наконец спросила она.

– Как дела с Обориным?

– Ты что, охренел? – возмутилась Ольга. – Ты звонишь мне в первом часу ночи, чтобы спросить об Оборине?

– Именно так. И я очень надеюсь, что ты мне ответишь.

– Никак. Пишет диссертацию и уверенными шагами движется к финалу. Дня три-четыре ему осталось, и все. Может быть, ты объяснишь мне…

– А узнать удалось что-нибудь?

– Нет. Пока не удалось.

– Черт! Ладно, Оля, ситуация меняется. Оборина нужно отправить домой немедленно.

– Почему?

– Потому что его ищет один очень влиятельный человек.

– Пусть ищет. – Ольга зевнула. – Все равно ведь не найдет, чего беспокоиться.

– Ты не поняла. Нужно, чтобы он его нашел.

– Зачем? – насторожилась она. – Что-то изменилось?

– Как тебе объяснить… – замялся Шоринов. – Одним словом, человек этот очень сильный и очень богатый. Я не знаю, зачем ему понадобился наш аспирант, но могу догадаться. Оборин же специализируется на преступлениях в банковской сфере, а этот человек связан с сетью крупных банков. Вероятно, ему срочно нужен квалифицированный юрист, который хорошо разбирается в проблеме. Молодой, который еще чего-то хочет добиться в этой жизни и заработать приличные деньги. Я знаю, что он нанял одного из лучших специалистов и поручил ему разыскать Оборина. Смею тебя уверить, Оленька, это специалист такого класса, что он найдет и клинику, и ваше отделение, и умирающего аспиранта. Нам с тобой это надо?

– Нет, – испуганно откликнулась Ольга. – Совершенно не надо.

– Вот поэтому пусть уходит домой. Пусть его спокойно найдут. В конце концов, он ведь все равно скоро умрет, и даже лучше, если это произойдет не в отделении. Он ведь умрет?

– Да, я надеюсь, – рассеянно сказала она, судорожно придумывая повод, под которым можно будет завтра же отправить Юрия домой.

Ольга знала, что действие лакреола имеет два этапа, две фазы. На первом этапе человек чувствует себя с каждым днем заметно хуже, но если прекратить прием препарата, то ухудшение прекращается тоже. Улучшения, конечно, не наступает без специального лечения, но и хуже не делается. На втором же этапе происходят так называемые необратимые изменения, когда прекращение приема лакреола уже практически ничего не меняет. Самочувствие продолжает ухудшаться, хотя и не так быстро, как под воздействием лекарства, и человек умирает. Первая фаза обычно длится от четырех до семи суток в зависимости от возраста и состояния сосудов и сердца, вторая фаза – от сорока восьми до восьмидесяти часов. Так было с первыми модификациями лакреола. Новые варианты, разработанные после получения архива профессора Лебедева, действовали более мягко, удлинив первую фазу до восьми-десяти суток, а вторую – до пяти-семи суток. Весь вопрос состоял в том, в какой фазе на сегодняшний день находится Оборин. Если во второй, то можно безбоязненно отпускать его домой. Через несколько дней он скончается. А если в первой? Сереже пока не удалось ничего узнать, и если отпустить Оборина домой и оставить его живым, то он превратится в мину замедленного действия.

Она выключила свет в гостиной и вернулась в спальню. Стараясь двигаться как можно тише, поставила телефон на пол рядом с кроватью, сняла очки и залезла под одеяло. В ту же секунду вспыхнул свет – муж включил лампу у изголовья.

– Кто тебе звонил? – спросил он, и в его голосе Ольга не услышала ничего хорошего для себя.

– Шоринов, – ответила она как можно спокойнее.