Я откинулся на спинку заднего сиденья, из приемника бился приглушенный «твердый рокк». Шофер-китаец виртуозно вел машину по оживленной авениде, затем свернул в боковую улочку.
Интересно, он включил приемник для пассажира или сам любит этот ритм? Там, за «границей» Макао, подобное увлечение ему могло стоить многого.
Я воздержался от вопроса. Задвинул шторку на боковом стекле. Вспомнил, как Пройдоха описывал свои увеселительные прогулки по ночному Гонконгу на пару с Сомом.
Он, Пройдоха, конечно, не знал тех нитей, которыми гангстеры связали его по рукам и ногам. Это была дорога в одном направлении, свернуть с нее уже было невозможно. Если мир — подмостки, то Ке был такой же куклой, как и капитан джонки с контрабандным золотом, как и кряжистый Сом; нити сплетались в канаты, и кто дергал эти канаты, был для «малявок» так же всемогущ и таинствен, как оборотни для жителей римбы.
Пройдоха заработал тысячу долларов и был рад несказанно, как в свое время Мын, получив долю полиэтиленовых пакетов с Белой Смертью. То, что он попал в бандитскую шайку, его нисколько не волновало, он даже почувствовал уважение к самому себе: как же, нашел покровителей, как вассал могущественного сеньора. Его тщеславие и самолюбие были удовлетворены. Теперь он фигура!
Вообще-то Пройдоха не был гулякой, но оккупированный Сайгон, нищета, «черный рынок», неуверенность в завтрашнем дне — все это наложило отпечаток на его характер и моральные устои: он ничего не видел зазорного в том, что его товарищ приглашал первого встретившегося на улице янки к собственной младшей сестре. Если бы судьба его народа и родины сложилась иначе, судьба Ке тоже была бы иной. Он бы женился, растил ребенка — вьетнамцы на удивление нежные родители, мягкие и заботливые. Трагедия Вьетнама была и его личной трагедией.
У Ке мелькнула мысль, он запечатлел ее в дневнике: «Надо послать половину денег матери», но на этом благой порыв закончился.
Он купил шерстяные брюки, европейские кожаные ботинки, сбросив матерчатые тапочки, в которых проходил всю жизнь, облачился в белоснежный тонкий свитер, плотно облегавший его поджарую фигуру… Еще он купил наручные часы на широком ремешке с маленьким декоративным компасом. Он осуществил свою мечту.
Когда он вышел из лавки в Коулун-сити, то первое, что сделал, — посмотрел на часы. Он не мог не посмотреть на часы: у него их никогда не было. Теперь на левой руке сверкал черный циферблат с позолоченной секундной стрелкой. Время почему-то тянулось невероятно медленно, но он все радовался покупке, потому что течение времени стало для него наглядным, он как бы приручил его.
Нищий старик протянул руку, и Пройдоха дал ему десять долларов.
— Господин! — завопил нищий и ухватился руками с растравленными язвами за брюки Пройдохи. — Ты щедрый, ты молодой! Я бедный… Не дай умереть с голоду!
Пройдоха знал законы трущоб — нищим нельзя подавать милостыню. Попрошайничество — профессия. Десять, даже сотня долларов не спасли бы старика от нищенства, он был в «братстве» и каждый день отдавал весь заработок старшине, утаивая для себя разве что жалкие крохи. За подобную сдачу выручки его кормили, предоставляли ночлег, и самым большим несчастьем для старика было, если бы его выгнали из этого «пансионата для пенсионеров». Вот тогда действительно ложись и помирай, ибо протягивать руку ему уже не разрешат, изобьют до синевы, а то и просто затопчут.
Ке повел себя как глупый турист. Со всех сторон на крик старика устремились попрошайки, коллеги старика, истошно вопя, демонстрируя кровоточащие десны, култышки, гнойники.
Сом начал отвешивать тумаки, не жалея кулаков, но это мало помогало. Тогда он выхватил пистолет.
— Сыновья черепах! Соблазнители матерей! — матерился он на всех языках. — Перестреляю!
Пройдоха устыдился своего поступка и тоже отвесил пинка старику, которого только что облагодетельствовал. Старик не на шутку разозлился.
— Ходят тут всякие проходимцы! — прокричал он в ответ, поспешно на четвереньках отползая к стене.
— Заткнись!
— Чего машешь «пушкой»! — не испугались нищие и вытащили ножи. — Уматывайтесь отсюда, а то шкуры продырявим.
Пришлось поспешно ретироваться. Сом от злости чуть не лопнул.
Они пошли в Крытый рынок. Купцы уже закрывали лавки, навешивая прочные щиты, прикусывая их замками. Полиция не гарантировала неприкосновенности лавок, поэтому купцы обходились собственными силами, создав что-то наподобие милиции — нанимали в складчину сильную шайку. У каждой шайки в городе был свой район, и вторжение в чужие границы считалось недопустимым. Нередко были столкновения с настоящими боями, с применением автоматического оружия. Ревели сирены полицейских бронированных машин… Но «скорые помощи» увозили лишь трупы. Последнее время полиция в связи с «культурной революцией» на континенте начала проводить массовые облавы. Как водится, в ее сети попадала мелкая сошка. Солидные гангстеры действовали чужими руками.
Приятели зарулили в японский ресторанчик, запрятанный в глубине рынка. Официально он закрывался одновременно с рынком. Они проскочили через первый зал, где детишки доедали мороженое, а их матери пили зеленый чай.
