За великое дело любви - [4]
Тут словно что-то подбросило Яшу.
Он вскочил; кожушок, каким укрывался, накинул на худенькие плечи. Выбрался на ощупь в кухоньку, достал спички и скоро уже сидел у зажженной свечи.
Писать он умел, хотя и коряво, и сейчас выводил буквы на четвертушке бумаги так старательно, как никогда еще прежде.
В Тверскую губернию, на почтовую станцию Старицкого уезда, в деревню Казнаково, родителям моим Потаповым.
Родные, шлю низкий поклон и привет из знатного Питера с пожеланиями всем вам добра и счастья, а мне такового уже не видать. Покуда дойдет это письмо, наверное, я уже буду неведомо где, может, и вовсе за решеткой. Не стану описывать, почему да как, но ввиду насилия и ужаса нашей жизни под тяжким царским гнетом я готов умереть за народ и прошу, в случае чего обо мне не думайте. Не держите той мысли, что коли я пострадаю, то за себя, нет, я желаю видеть Россию вольной, и коли даже погибну, то не по вздорному какому-то неразумию и не из-за кривотолков, как отец считает, а потому, что рабочий человек должен твердо стоять за всех, за весь народ, и не дрейфить ни перед чем. А я рабочий и есть.
Прощайте, дорогие. Ваш сын Яков.
Его била дрожь, но скорее от волнения, чем от холода. Клочковатые волосы цвета мочала сбились на лоб и глаза. Верхние пуговицы косоворотки он расстегнул, так легче писалось и думалось. И, выводя свои строчки, Яша улыбался. Словно бы не прощальное письмо писал, а сочинял что-то озорное: мол, знай наших.
Кто готовится противостоять ударам судьбы, может потом и скиснуть. А скрепляя письмо собственноручной подписью, Яша как бы давал твердое слово о бесповоротной готовности все выдержать.
Немного еще подумав над письмом, Яша в конце, рядом со своим именем, поставил: «Сермяга». Такое у него было прозвище в детстве; так называли его и на фабрике Торнтона, так иногда в шутку называли его и в революционной среде. Он и в Киев ездил с паролем Сермяга…
Под подушкой у Яши лежала тоненькая книжка стихов Некрасова. Он сунул между страницами письмо и, успокоенный, снова улегся на жесткий тюфячок. И показалось Яше, не прошло и часа, как его разбудили.
Что такое? Уже день? Да, за окошком давно рассвело!
— С добрым утром, — сказали Яше, — вставай, подымайся, милок!
Возле Яши стояли студенты-артельщики, хозяева мастерской. Их было пятеро — две девушки и трое мужчин. Яша вскочил, очумело зачесал голову, на пальцах обеих рук и даже на бледноватом лице у него были пятна чернил. Каким-то образом и край уха слева оказался в чернилах. Хозяева мастерской посмеялись, да и сам Яша виновато хмыкнул: экое дело! Писал, да вымазался!
— А что ты писал, Яша?
Он не скрыл: показал письмо, но о чем оно, не сказал. Юлия и не спрашивала — повела Яшу на кухню, там был приготовлен для него завтрак: кружка молока и хлеб.
— Но сперва умойся, — сказала девушка ласково, — дай помогу чернила смыть.
Милая какая, хорошенькая. У нее была золотистая коса на макушке; в отличие от других девушек своего круга она волосы не подстригала. Яша, правду сказать, был влюблен в эту косу. И странно было видеть на этой хрупкой молодой женщине серые стоптанные валенки и короткий вытертый полушубок, только у Яши полушубок из простой уже свалявшейся овчины, а у нее — из беличьего меха.
А ведь знал Яша — она из образованных, дочь генерала, убежала из дому и, учась на медицинских курсах, одновременно работает здесь, в сапожной артели. И уж не первый раз Яша слышал от нее добрые отзывы о рабочих. По этому поводу другие члены артели нередко схватывались с ней. Будущая Россия мыслилась ими только как страна крестьянская, а Юлия убежденно доказывала, что Россию ждет иной путь.
Приносила мудреные книжки, читала вслух, иногда совсем даже не по-русски. Это она достала для Яши книжку стихов Некрасова. Яша читал их и перечитывал и подолгу задумывался над каждой страницей.
— Ты со мной поедешь, Яшенька, — сказала ему Юлия, — и не торопись, поешь хорошенько. Нам большое дело предстоит, а тебе особенно.
Смуглый румянец горел на щеках девушки, и Яша подумал: сколько должно быть ей лет? Вряд ли минуло двадцать, а уже считается опытной революционеркой, успела даже просидеть около года в тюрьме за свои убеждения. Среди студентов артели она слыла крайне ярой социалисткой, под арест попала за распространение пропаганды среди рабочих, и по запрету полиции ее теперь не пускали на заводы и фабрики Петербурга: вот и пришлось ей приютиться в сапожной артели. Юлия так любезна сердцу Яши, что он, чуть не с малых лет не знавший настоящей человеческой теплоты и ласки, назвал бы девушку сестрой, если бы не был так непреоборимо робок.
Она Юлия… Юлия… Ласковое имя какое, кажется Яше.
Пока она и Яша сидят на кухне, в сапожной комнате возникает шум. Экий беспокойный народ! Снова какой-то спор? Скоро выясняется: один из мужчин, тот самый, у которого ломкий бас, бесцеремонно взял из сборника стихов Некрасова письмо Яши и прочел вслух, а находившаяся там вторая девушка запротестовала. Услышав ее возмущенный голос, бросается на поддержку ей из кухни и Юлия. И тоже вступает в спор:
— Вы не имеете права читать чужие письма! Это бестактно и некрасиво, наконец.
Повесть З. Фазина «Нам идти дальше» рассказывает о событиях, происшедших в самом начале нашего века, в 1900–1903 годах. Книга доносит до юного читателя живой дух того времени, рассказывает о жизни и деятельности В. И. Ленина в те памятные годы, о людях, которые окружали Владимира Ильича, вместе с ним боролись за создание марксистской партии в России. Через всю книгу проходит образ Н. К. Крупской. В повести нарисованы также портреты деятелей первой русской марксистской группы «Освобождение труда» — Г. В. Плеханова, В. И. Засулич и других участников социал-демократического движения в России. С интересом прочтет читатель и о том, как работали в трудных условиях революционного подполья агенты «Искры»; среди них особенно видное место занимают в повести И. В. Бабушкин и Н. Э. Бауман — самоотверженные борцы за свободу и счастье народа. Автор повести З. Фазин давно работает в литературе. Издательство «Детская литература» выпустило для детей и юношества несколько интересных повестей З. Фазина, посвященных историко-революционной теме.
События, о которых рассказывает «Санкт-петербургская быль», происходили около ста лет назад – в 70-х годах прошлого века в России. Судьбы героев повести, их жизнь, дела оставили заметный след в истории тех лет. Передовая часть общества с глубоким сочувствием следила за самоотверженной борьбой революционеров, которых В.И. Ленин называл «лучшими людьми своего времени». В повести перед вами предстанет один из драматических эпизодов, тесно связанный с этой борьбой и привлекший к себе в свое время внимание всего русского общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество Владимира Бараева связано с декабристской темой. Ом родился на Ангаре, вырос в Забайкалье, на Селенге, где долгие годы жили на поселении братья Бестужевы, и много лот посвятил поиску их потомков; материалы этих поисков публиковались во многих журналах, в местных газетах.Повесть «Высоких мыслей достоянье» посвящена декабристу Михаилу Бестужеву (1800–1871), члену Северного общества, участнику восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Действие развивастся в двух временных пластах: прошлое героя (в основном события 14 декабря 1825 года) и его настоящее (Сибирь, 1857–1858 годы).
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Как детский писатель искоренял преступность, что делать с неверными жёнами, как разогнать толпу, изнурённую сенсорным голодом и многое другое.
33 рассказа Б. А. Емельянова о замечательном пионерском писателе Аркадии Гайдаре, изданные к 70-летию со дня его рождения. Предисловие лауреата Ленинской премии Сергея Михалкова.
Ежегодно в мае в Болгарии торжественно празднуется День письменности в память создания славянской азбуки образованнейшими людьми своего времени, братьями Кириллом и Мефодием (в Болгарии существует орден Кирилла и Мефодия, которым награждаются выдающиеся деятели литературы и искусства). В далеком IX веке они посвятили всю жизнь созданию и распространению письменности для бесписьменных тогда славянских народов и утверждению славянской культуры как равной среди культур других европейских народов.Книга рассчитана на школьников среднего возраста.
Книга о гражданском подвиге женщин, которые отправились вслед за своими мужьями — декабристами в ссылку. В книгу включены отрывки из мемуаров, статей, писем, воспоминаний о декабристах.
Эта книга о великом русском ученом-медике Н. И. Пирогове. Тысячи новых операций, внедрение наркоза, гипсовой повязки, совершенных медицинских инструментов, составление точнейших атласов, без которых не может обойтись ни один хирург… — Трудно найти новое, первое в медицине, к чему бы так или иначе не был причастен Н. И. Пирогов.