За век до встречи - [41]

Арлетта к этому времени заметила, что в доме достаточно грязно, и спросила себя, неужели Гидеон живет без прислуги. С ее точки зрения, это было маловероятно, но возможно.

– Я действительно очень рад вашему приходу, – сказал Гидеон, проводив обеих в небольшую гостиную, где стояло три старинных (и старых) кресла, чайный столик с гравированной латунной столешницей, набитый книгами шкаф со стеклянными дверцами и высеченная из потрескавшегося мрамора статуя обнаженной женщины. Статуя была слегка задрапирована полупрозрачной шелковой комбинацией, а на голову женщины был нахлобучен мужской котелок. Кошка в комнате тоже была, но не такая, какая представлялась Арлетте. Она принадлежала к настоящей персидской породе и была до неправдоподобия пушистой, хотя и нуждалась в тщательном расчесывании. Кошка возлежала на подушке и, полуприкрыв глаза, подозрительно разглядывала вошедших.

– Я грезил вашим лицом все эти десять дней, мисс де ла Мер, и вот наконец вы здесь! – проговорил Гидеон. – Но сначала давайте выпьем чаю. Подождите немного, я сейчас все принесу.

Арлетта неуверенно кивнула. Ей никогда не приходилось сталкиваться с ситуацией, когда хозяин сам подает чай гостям. Она даже не представляла себе, как Гидеон с этим справится.

– Богема!.. – шепнула ей Лилиан, когда художник вышел.

– Я же тебе говорила, – пробормотала Арлетта в ответ. Что такое «богема», она представляла довольно смутно.

– И все равно довольно странно, что у него нет прислуги. По всей видимости, этот мистер Уорсли – человек состоятельный. Во всяком случае, дом в этом районе должен стоить целое состояние.

Пока Лилиан говорила, Арлетта еще раз оглядела комнату. На латунном столике стояла пепельница, битком набитая недокуренными сигарами и сигаретами. Рядом тускло поблескивал серебряный поднос с тремя хрустальными бокалами, на дне которых желтел подсохший липкий осадок; здесь же стояла пустая бутылка из-под кальвадоса. Воздух в комнате пахнул чем-то горьковато-кислым – примерно такой же запах вырывался по вечерам из распахнутых дверей лондонских пабов, мимо которых Арлетте случалось проходить по пути с работы. Дом в хорошем районе, который к тому же «стоит целое состояние», должен был, по мнению Арлетты, пахнуть кедровым дымом из камина, пчелиным воском и немножко – пылью, а не застарелым табачным дымом и прокисшим пивом. В комнате, в которой они дожидались возвращения хозяина, не было ни порядка, ни даже следов того, что он здесь когда-то присутствовал. За другие комнаты Арлетта, понятно, ручаться не могла, но подозревала, что то же самое творится и во всем доме, и это странным образом ее и настораживало, и волновало.

Лилиан, похоже, тоже была вне себя от любопытства и нетерпения.

– Знаешь, что я думаю? – произнесла она громким театральным шепотом. – По-моему, именно так и должен выглядеть дом настоящего художника, который интересуется одним только искусством. Как ты думаешь, он специально прикрыл статую, чтобы не смутить нас? – Она кивнула на одетую в комбинацию мраморную женщину и хихикнула. – Может, он считает, что мы никогда не видели голых женщин? – И Лилиан весело рассмеялась.

Арлетта тоже рассмеялась, хотя она никогда в жизни не видела голую женщину. Ни разу! Как должны выглядеть женщины под надетыми на них платьями, корсетами и прочим, она представляла только благодаря тому, что видела себя в зеркале, висевшем в ее спальне. Ей, впрочем, казалось, что она не отличается единственным в своем роде сложением и что все эти ложбинки, впадинки и округлости расположены у нее примерно так же, как и у других женщин. Во всяком случае, когда два года назад она заболела испанкой и попала в больницу, осматривавшие ее врачи ни словом не обмолвились о том, что с ее телом что-то не так. На мгновение Арлетта даже задумалась, где именно Лилиан, которой только на днях исполнилось восемнадцать, могла видеть обнаженных женщин, но потом решила, что это было еще одним наглядным подтверждением зияющего различия в полученном ими воспитании.

– Ну вот и я! – сказал Гидеон, возвращаясь в комнату. Перед собой он толкал заляпанный краской сервировочный столик на колесах, на котором стояли чайник, три чашки и вазочка с колотым сахаром. – Боюсь, что молока у меня нет, – добавил он весело. – Разумеется, оно у меня было, но сейчас оно превратилось во что-то вроде творога. Надеюсь, вы не против выпить чаю без молока?

– О, я всегда предпочитала черный чай, – отозвалась Лилиан с каким-то странным оживлением в голосе. – Спасибо… – Она взяла у него из рук чашку и пристроилась на самом краешке кресла.

– Вы пришли, вероятно, затем, чтобы проследить, как бы с вашей подругой не случилось ничего неподобающего, я прав? – спросил Гидеон с улыбкой.

– Да, разумеется, – ответила Лилиан и, улыбнувшись в ответ, расправила подол юбки. – Арлетта на три года старше меня, но она получила воспитание в… в довольно изолированной обстановке. На острове.

– Тс-с!.. – Художник приложил палец к губам. – Я обещал мисс де ла Мер, что угадаю, откуда она родом, полагаясь на одну лишь интуицию и наблюдательность. Прошу вас, пожалуйста, не подсказывайте мне… – Он снова улыбнулся, и Арлетта заметила, что у него не очень хорошие зубы. С ее точки зрения, человек, занимающий высокое положение в обществе, мог бы получше следить за своими зубами, однако это обстоятельство странным образом не умаляло его обаяния, которое при других обстоятельствах она сочла бы вульгарным. Кроме того, несмотря на то, что его дом был довольно запущенным и напоминал если не помойку, то какой-то заброшенный склад, Арлетта не могла не заметить, как хорошо от него пахнет то ли гвоздикой, то ли перечной мятой, а скорее всего – и тем и другим одновременно.