За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали - [9]
Читателю необходимо помнить, что Скотт писал свою книгу во время второй мировой войны — как раз в тот момент, когда были остановлены первоначальный молниеносный прорыв и наступление войск Вермахта на территорию Советского Союза. К тому времени, когда он начал готовить рукопись, то, что выглядело как полный разгром Советов, превратилось в победу, казавшуюся чудом. Чем можно было объяснить столь замечательный поворот событий? Откуда Советский Союз черпал возможности и силы противостоять бешеной атаке нацистов? Именно на эти вопросы искал ответа Джон Скотт, когда писал свои мемуары. Из последней части его книги становится ясно — у Скотта не было сомнений относительно того, что «помогает России выстоять».
Само название «За Уралом» позволяет понять основную задачу, поставленную Скоттом перед собой. У него было несколько альтернативных названий для книги: «Мечи для Советов», «Десять лет войн России», «Уральская крепость России» и «Уральская крепость Сталина». В этих заглавиях, от которых он отказался, Скотт пытается выразить то, что, по его мнению, является разгадкой военных успехов Советского Союза: во-первых, стратегически верное решение о размещении промышленности в районе Уральских гор, вне досягаемости сил любого захватчика, которое Скотт приписывает гению Сталина, а во-вторых, тот факт, что пятилетние планы предусматривали не только создание новых заводов и фабрик, но и обучение и профессиональную подготовку миллионов «новых» людей, которые могли бы приводить в действие станки и оборудование, а также принимали бы «политические реалии» правления Коммунистической партии, возлагая на этот режим определенные надежды, основанные на неписаном «общественном договоре».
Скотту, несомненно, удалось необычайно глубоко заглянуть в суть периода «социалистического строительства» и понять ту роль, которую этот период сыграл в создании военного потенциала страны. Основываясь на своих собственных впечатлениях от жизни в далеком городе, он стремился понять истоки ставившей тогда всех в тупик способности Советского государства отвечать немцам ударом на удар, и это наверняка произвело глубокое впечатление на его современников. Понимание Скоттом сути происходившего тогда поражает нас и по сей день, хотя мы сегодня видим еще и размеры ошибок Гитлера, и значение географического положения. Советский Союз мог потерять территорию, равную по величине двум или трем Франциям, и все-таки продолжал вести военные действия.
В то же время Скотт высказывает некоторые суждения, которые мы могли бы оспаривать. У него была тенденция преувеличивать относительную значимость удивительно быстрого развития тяжелой промышленности к востоку от Урала. В то время как создавались новые отрасли промышленности в восточных регионах, пропорционально увеличивались и капиталовложения в уже существовавшие до этого индустриальные центры европейской части страны, в окрестностях Ленинграда и Москвы, а также на Украине. Скотт не знал точно (хотя ему и был известен сам факт), сколько именно предприятий, работавших на востоке и сыгравших важную роль в обеспечении ведения военных действий, были переброшены сюда перед этим из западных районов страны. Несомненно, имевшаяся на востоке современная индустриальная инфраструктура, к которой можно было подключить эвакуированные с запада страны заводы, позволила наиболее полно использовать производственные мощности перебазированных предприятий. Однако не совсем понятно, почему решение разместить новые заводы на Востоке должно считать заслугой одного Сталина. Более того, хотя эвакуацию и переброску предприятий можно считать большим достижением, сама необходимость подобных мероприятий была обусловлена чрезвычайной уязвимостью приграничных западных районов страны, сыгравшей критическую роль в начальный период войны. Перемещение промышленных предприятий в восточном направлении проводилось в обстановке хаоса, последовавшего за давно предсказанным вторжением Германии на территорию Советского Союза, и совершенно очевидно, что этот хаос явился результатом неспособности самого Сталина надлежащим образом подготовиться к войне, необходимость и неизбежность которой он не признавал даже после того, как она уже началась.
Аплодируя Сталину за решение создать восточную промышленную базу и считая это дальновидностью советского лидера, Джон Скотт был также убежден, что сталинская политика индустриализации, в ходе которой делали бескомпромиссный упор на развитие тяжелой промышленности и не только пренебрегали производством потребительских товаров, но и с безразличной жестокостью относились к человеческим жизням, оправдала себя во время войны против нацистов. Однако нас все же изумляет то, что захват нацистами приблизительно половины всех советских промышленных предприятий не помешал Советскому Союзу стать в этой войне победителем. Разве этот факт, даже если оставить в стороне моральный аспект проблемы, не сводит на нет убежденность Скотта в том, что сталинская политика опасно быстрой индустриализации была необходима для выживания страны? А если мы также примем во внимание и то обстоятельство, что безумная скорость и некоторые иррациональные аспекты сталинской индустриализации сыграли значительную роль в том, как плохо работали многие новые и реконструированные предприятия еще долгое время спустя, когда тридцатые годы давно остались позади? Разве такие соображения не усиливают еще больше наш скептицизм в отношении мнения, что война убедительно доказала правильность сталинской политики как единственно верной? При той международной обстановке и ситуации в СССР существовали ли какие-нибудь другие, менее поспешные и менее жестокие способы индустриализации Советской России? Если существовали, то каковы они были и — что самое важное — почему этими альтернативными способами не воспользовались?
