За тихой и темной рекой - [24]

Дружеские связи в столице, несмотря на происшедшее, у сыщика сохранились. Не все поверили в версию о его причастности к воровству диадемы, но никто и не отважился встать на защиту оболганного следователя. Впрочем, Кнутов обиды не держал. Изрядно насмотревшись на светское общество, он понимал: тот бой им проигран вчистую. А тянуть за собой в болото ещё кого-либо стало бы подлостью. Что и зачлось.

Именно по этой причине Анисим Ильич, просчитав все «за» и «против», решил довериться телеграфу и снова дать о себе знать в столицу. Он долго составлял текст в уме, тщательно подбирая каждое слово. Наконец, после умственных терзаний, у него получилось следующее. «Сашенька, — говорилось в переданном послании. — Окажи мне, по старой памяти, услугу. Узнай, насколько я в состоянии довериться прибывшему в наш город с инспекцией титулярному советнику канцелярии столичного полицейского департамента Белому О.В. Друг мой, ответ нужен срочно, так как от него зависит моя судьба. Твой Нися». Телеграмма предназначалась старому другу Анисима Ильича, Короваеву Александру Никодимовичу, который, вскоре после случая с Кнутовым, покинул департамент уголовного сыска и перевёлся в пятое отделение делопроизводства при Особом совещании.

Полина Кирилловна долго смотрела на себя в зеркало, пытаясь найти хоть малейший изъян, который мог бы оттолкнуть от неё приезжего молодого человека. Но не находила. И роскошные, густые длинные волосы, чёрные, с отливом, словно смола. И тонкой ниточкой брови, которые девушка умела красиво изогнуть. А чего стоили вишнёвые глаза, затягивающие словно омут? А длинная шейка? А грудь, приоткрытая для мужского взгляда, благо тому способствовала жара? Неужели ничто не смогло взволновать того истукана из ресторации?

«А может быть… — вдруг подумалось девушке, — постоялец из "Мичуринской” воевал, и там в него попала пуля… Или нет, он оказался в плену, и турки его повредили? А что если этот чудак из тех, кого папенька называет… (как же он говорил?)… он ещё приказчика из лавки так назвал в гневе — йз тех, кто спит не с женщинами, а с мужчинами?».

Но тут госпожа Мичурина вспомнила, как молодой человек стоял перед ними, спокойный, мужественный, ни малейшего намёка на трусость. Как он легко бросил нож. А потом, как ни в чём не бывало, поклонился, будто не произошло ничего особенного. Вспомнилось, как штабс-капитан Индуров долго боялся отвести ладонь от ножа. А у поручика Крылова от испуга мелко дёргался кадык на худой шее. Смешно, трусливо. Нет уж, из всех мужчин, что там были, приезжий оставался единственно достойным. И никак не соответствовал тому слову, что употребил сгоряча папенька.

Полина Кирилловна сделала несколько шагов назад. Ну, конечно. Как она сразу не догадалась. Платье, вот в чем дело! Они ведь столичные, привыкли к таким нарядам, чтобы дух захватывало. А как одета она? Эти глупые оборки словно у самоварной куклы. Ситец! Да, в нём летом удобно, но настоящие мужчины тебя за его простотой не видят.

Девушка рывком стянула с себя наряд и осталась перед зеркалом обнажённой. Вот так лучше! Найти другое платье! Поправить причёску. Говорят, купцы Бубновы выписали из Владивостока нового цирюльника, японца. Пусть он сделает ей что-нибудь экзотическое. Чтобы тот плешивый молодец при её виде собственной слюной подавился! «Хотя, — губки девушки в зеркале слегка капризно изогнулись, — у него довольно симпатичная плешь. Не как у стариков, а с детским пушком. Смешная. И трогательная».

Полина Кирилловна вновь окинула себя всю строгим взглядом и осталась довольна: и ведь достанется кому-то сие чудо!

Знакомство с супругой губернатора для Олега Владимировича прошло словно во сне. Он что-то отвечал, вроде как «впопад», улыбался на шутки хозяина дома, даже сумел воспроизвести небольшой рассказ о последних событиях в столице, однако все мысли молодого человека заполнила Анна Алексеевна, дочь губернатора. А та, чувствуя, что произвела на молодого человека сильное впечатление, будто специально, во время беседы то случайно касалась его сюртука локотком, то бросала в его сторону неопределённый взгляд, который вроде бы ничего не обещал, но и говорил о многом. Дважды девушка поймала Олега Владимировича на том, что он неправильно произнёс чин папеньки. На что Алексей Дмитриевич отреагировал несколько смущённо и постарался перевести разговор на более приятные темы:

— А не отужинать ли нам, господа? И не вздумайте отказываться, Олег Владимирович. Ресторация у господина Мичурина отменная, ничего сказать не могу, но мой повар считается самым лучшим не только в городе или области, а и во всём Дальневосточном крае.

— Тут вы, папенька, правы. — рассмеялась Анна Алексеевна и потянула за руку Олега Владимировича в столовую. — У нас удивительный повар. Как только мы переехали в Благовещенск, он принялся осваивать китайскую кухню. И очень даже преуспел в этом.

Белому было приятно ощущать теплоту руки Анны Алексеевны. Но в ещё больший восторг его приводил аромат, который исходил от юного, женского тела. Этот аромат обвораживал и притягивал, заставляя забыть об о всём и всех, кроме его обладательницы. А та, легко скользя по паркету, вела молодого человека в новые, сквозные, комнаты, самостоятельно распахивая двери и докладывая гостю, о том, что и где у них в доме расположено.