За тайнами Плутона - [75]

А как хорошо будет нам через год — квартира, нанятая совместными поисками, обстановка, в которой каждая вещь куплена сообща, выбрана друг для друга; а жизнь вместе — эти чудные ночи, веселые дни, работа и наслаждение молодой любви… Нет, Лизочка, нет, мы должны жить хорошо, не ссориться, не обманывать друг друга; мы ли не знаем хорошо своего суженого, все его недостатки и качества…

Только что зашумели ивы над арыком, протекающим мимо окон, они шепнули мне слова, которыми кончается чудная пьеса Рубинштейна «Летняя ночь»… «Я твоя, я твоя», — шепчут они, и я слышу голос моей ненаглядной, прижавшей головку к моей груди. Прощай, рожица моя. Твой Вовка.

26 июля 1886 г. Кызыл—арват

…Ты находишь, что между любящими должна быть полная откровенность, чтобы они могли жить душа в душу; я также начинаю разделять это мнение; теперь, далеко от тебя, я бы хотел, чтобы ты знала все, что у меня на душе, мои мысли, чувства, желания; чтобы глаз моей милой проникал во все уголки души, оберегая ее от всего нехорошего (…). Поверь, что я благословляю тот день, когда я в первый раз звонил у ваших дверей и на пороге показалась твоя дорогая рожица, сразу смутившая меня своими ласковыми глазами. Теперь эта рожица передо мною — на карточке, но глазки смотрят грустно куда-то вдаль — они думают о милом, которого долго ждать еще; а как бы он хотел поцеловать эти глазки…

Пора кончать — крепко, крепко целую мою девочку… Пиши обо всем и подробнее. Помнящий тебя везде и всегда, не немножко, а очень-очень много. Твой Вовка.

30 августа 1886 г. Кызыл—арват

…Ты соглашаешься со мной, что мы будем очень счастливы и будем жить душа в душу; но не говорят ли все влюбленные женихи и невесты то же самое, а все же многие живут потом, как, напр., та госпожа Доминская, которая лежала у нас весной. Разве и у нас уже не бывало размолвки — помнишь, ты несколько раз плакала из-за меня, а я дулся. Кстати, дам тебе полезный совет для будущего — если я почему-либо начну дуться на тебя — никогда не затягивай дело, а сейчас же пристыди и заставь извиниться, если я виноват; если затягивать и дуться еще самой, то размолвка будет дольше и потом труднее будет помириться, не говоря уже о том, что сделаем себе несколько лишних скверных дней. Точно также, если я обойдусь с тобой грубо, то тоже сейчас пристыди и не обижайся — такие вспышки бывают у меня только если я очень сердит и надо отучить меня от них; несколькими ласковыми словами ты сразу можешь усмирить медведя и не дать ему повода дуться (…).

Лизочка, ты одна у меня «царица», и соперницы нет — нечего ревновать; скорее мне следует бояться — ты в Москве и Воронеже встретишь столько молодых людей, что можешь забыть Вовочку и решить свою участь скорее и проще. А мне здесь в кого влюбиться?..

12 сентября 1886 г. Колодцы Мамур

…Как часто я рисую себе, как я буду лететь назад к тебе, с каким восторгом высунусь из вагона на вокзале, оглядывая собравшуюся публику, отыскивая твою рожицу, тоже веселую, смеющуюся; как я расцелую ее, как буду ехать, обнявши тебя, не замечая ни улиц, ни прохожих. Как мы будем устраиваться, хлопотать вместе в заботах о райском уголке… как хорошо будем жить вдвоем, т. к. с такой хорошей девочкой, как ты, нельзя не жить хорошо (если ты возьмешь меня немного в руки и не позволишь проявлять мои главные недостатки — грубость и эгоизм; слышишь, Лизочка, непременно отучи меня от них — ласковым упреком ты со мной много сделаешь)…

22 октября 1886 г. Мерв

…Дай свою ручку, мы пойдем неразлучно по жизненному пути, и судьба не откажет сделать нас счастливыми, т. к. большая часть счастья в нас самих, в нашей любви и верности…

В феврале 1887 года священник маленькой церквушки на Черной речке скрепил брачный союз Владимира Афанасьевича Обручева и Елизаветы Исаакиевны Лурье.

Ни Полина Карловна, ни родители невесты так и не дали своего благословения. Но молодые были счастливы.

В октябре, уехав вновь на Закаспийскую дорогу, Обручев писал жене:

«…Недавно прошло уже восемь месяцев после нашей свадьбы, медовый месяц кончился давно, но вместе с ним не кончилось наше счастье, наша любовь, а напротив — она окрепла и, надеюсь, продолжится еще на многие годы. Я по крайней мере еще ни разу, даже в какую-нибудь сердитую минуту, ни разу еще не сожалел, что женился, что взял тебя в подружки жизни, дорогая моя; напротив, с каждым днем, глядя на других жен, я все более убеждаюсь, что не ошибся в выборе, что имею одну из лучших жен, которыя только могут быть, и если бы я был свободен и должен был опять выбирать — я бы не мог взять другую, а только тебя, милочка моя…»

Год спустя, закутав получше семимесячного сынишку, ехала Елизавета Исаакиевна в Сибирь — там мужа ждет работа! Когда отправился Владимир Афанасьевич в Китай, с двумя малышами на руках возвращалась в Петербург. Потом — вновь в Иркутск, на четыре года. Потом — в Томск. Старшие уже подросли, а младшему — годик…

Нелегко быть женой ученого, женой человека, влюбленного в свое дело. Он — любящий муж, любящий отец, но вначале — дело!

— Вовочка, нас звали в гости.

— Ты же знаешь, Лизонька, я должен работать…