За свободу Испании - [31]

Подхожу к своему шоферу и спрашиваю:

— Педро, что ты здесь делаешь, почему не ждешь в своей «коче»?

— Омбре! Разве ты не видишь,— смеется Аринеро,— что я воюю с фашистами? Может, пуля моего пистола попадет в лоб фасиста Франко...

— Ну, ладно, Педро, повоевал, отвел душу — и хватит, поехали!

— Хорошо, ми тоньенте, дай только выпустить последнюю обойму.— И Педро с огромным удовлетворением, которое было отражено на его почти мальчишеском лице, продолжал, стоя во весь рост, стрелять до последнего патрона в сторону противника.

В районе Эль Пардо, в передовых траншеях, я нахожу Николая Никифоровича Нагорного. Здесь он проводит обучение пехотинцев групповому огню из стрелкового оружия по низколетящим самолетам. Мы с ним обсуждаем вопрос о местах расположения органов управления средствами противовоздушной обороны. Принимается решение: КП зенитной группы иметь в районе чехословацкой батареи, занявшей выгодную позицию в центре боевого порядка артиллерии среднего калибра, а пост наблюдения и оповещения о воздушном противнике разместить на верхнем этаже 14-этажного, самого высокого здания в городе, именуемого «Телефоника». В этом здании размещается центральный телефонный узел связи.

По дороге к «Телефонике» наша маленькая автомашина, ведомая Педро, петляет по лабиринтам мадридских улиц, заваленных обломками разрушенных зданий. На уцелевшей стене одного из домов висит плакат, изрешеченный осколками. На нем слова: «Республика Советов боролась одна, окруженная врагами, ее столица Петроград тоже была окружена, и рабочие отстояли свой родной город. Мадридцы, последуйте примеру рабочих Петрограда!»

Николай Никифорович рассказывал, что этот плакат висит здесь с первых дней обороны Мадрида. Если взрывом бомбы или снаряда сносит его, кто-то вывешивает взамен пострадавшего плаката новый. Он тоже оружие против фашизма. В Мадриде в боевой строй стало все. Даже памятник Дон Кихоту и Санчо Пансо, старательно обложенный мешками с песком, кажется двумя солдатами в траншее. Рыцарь без страха и упрека со своим верным другом — тоже на боевом посту...

На фасаде одного из зданий видится повешенный вниз головой портрет генерала Франко с простреленными глазами и нарисованными углем длинными усами. На улице Гран-Виа проезжаем мимо фешенебельного отеля-ресторана с наименованием «Эль Агила» («Орел»), и Педро толкает меня локтем:

— Смотри, здесь до войны было излюбленное место проведения сборищ и кутежей толстосумов, знаменитых тореро, крупных мошенников, бандитов, воров и других «ихос де путас». Здесь фашисты замышляли недоброе против республики, сочетая это с кутежами. Здесь было гнездо врагов свободы и демократии.

К «Телефонике» мы подъехали с восточной стороны этого возвышавшегося над всем городом здания. Его западная сторона подвергалась систематическому обстрелу артиллерией фашистов из парка Каса-дель-Кампо. Каждый удар фашистского снаряда в стену «Телефоники» сопровождался взрывом, сотрясавшим все здание. Лифт работал в восточной части высокой башни только до 9-го этажа, а дальше приходилось подниматься пешком. На лестнице лежал толстый слой пыли и обвалив-шейся штукатурки, широкие проемы окон были без стекол.

На верхнем этаже «Телефоники» находился корректировочно-наблюдательный пункт республиканской полевой артиллерии. Отсюда как на ладони были видны гора Гарабитас, линия вражеских траншей, вспышки артиллерийских батарей фашистов.

Огнем республиканской артиллерии руководил, как уже говорилось, Николай Николаевич Воронов, которого в Испании звали условным именем Вольтер. Он сидел в мягком кресле перед широким оконным проемом в стене. При нашем появлении он оторвался от окуляров стереотрубы и поднялся. Перед нами был высокий, худощавый, несколько экстравагантно одетый человек (в Альбасете он выглядел иначе): в короткую кожаную куртку, брюки-галифе, высокие, шнурованные до колец желтые ботинки-краги, на голове — широкий черный, сдвинутый на правое ухо баскский берет. Если смотреть издали, то по внешнему виду Вольтер смахивал на жюль-верновского Паганеля, но, рассмотрев его вблизи, нельзя было не обратить внимание на энергичное, волевое лицо, твердый взгляд прищуренных глаз, общий облик интеллигентного, вызывающего к себе невольное уважение человека средних лет.

Вольтер среди советских добровольцев любого служебного ранга, а также в кругах высшего военного руководства республиканской Испании пользовался авторитетом опытнейшего артиллериста. С Нагорным был знаком по совместной службе еще в Советском Союзе. Здесь, на «Телефонике», широко улыбаясь, он приветствовал нас по-испански:

— Буэнос диас, компаньерос, комо эстан? (привет, друзья, как дела?)

— Буэнос диас, камарада Вольтер (привет, товарищ Вольтер). Чувствуем себя на высоте,— ответил на приветствие Воронова Нагорный.

Оба советника по-братски обнимаются. Нагорный представляет меня Воронову.

— Знаю и помню тебя, товарищ Мигель, по Альбасете,— произносит Воронов, крепко пожимая руку.— Говорят, ты неплохо подготовил там испанскую зенитную батарею. Надеюсь, и здесь не оплошаешь? Моя помощь зенитчикам в чем-нибудь нужна? — обращается он к Нагорному.