За сумеречным порогом - [13]

Капеллан нахмурился:

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Я перестал дышать, так мне сказал врач. Следовательно, пару минут я был мертв. Они беспокоились, поэтому мне сделали анализы, рентген и все прочее. То, что я видел, я видел, когда был мертв; ведь у мертвецов не бывает галлюцинаций?

– Мы не знаем, Харви, никто этого не знает. Нам остается только полагаться на то, чему учит Священное Писание.

– Почему? Почему нельзя поверить мне?

Капеллан несколько раз затянулся.

– Ты любил свою мать, это верно, и ты тяжело переживал ее смерть. Это произошло всего несколько месяцев назад, конечно, ты и сейчас находишься в тяжелом моральном состоянии. Потребуются годы, чтобы оправиться от этого удара. Но ты парень сильный, и ты справишься. На тебя здорово подействовал несчастный случай, и сказать по правде, я думаю, ты несколько смущен, что поотстал в учебе. – Он поднял глаза и устремил взгляд прямо на Харви.

Харви прикусил губу, чтобы не показать своего разочарования. Ребята считали Боба Аткинсона своим в доску, в отличие от остальных учителей с ним можно было говорить. Харви надеялся, что он поймет его, предложит какое-нибудь объяснение.

– Я видел это ясно, – сказал Харви. – Я парил над землей. И наблюдал, как доктор пытается воскресить меня. Потом я попал в тот туннель, и там была моя мама.

– И где, как ты думаешь, ты был?

Харви заколебался:

– Это что-то вроде границы… на пути в небо…

– Почему ты так думаешь?

Харви покраснел и откинул со лба прядь волос.

– Там было так хорошо. Какой-то миг я действительно был счастлив, невероятно счастлив. Никогда в жизни я не испытывал такого счастья.

– И потом ты испугался?

– Нет, не думаю. Я скорее разозлился оттого, что они не позволили мне… ну… вроде бы как… остаться там. Не разрешили войти. Не дали как следует поговорить с мамой.

Капеллан стал серьезным.

– Ты не встретил там Бога или Иисуса? Или апостола Петра?

Харви покачал головой.

– Ты не думаешь, что это несколько странно? Попасть на небеса и никого из них не увидеть?

Харви почувствовал, как у него внутри что-то оборвалось.

Капеллан улыбнулся доброй улыбкой:

– Харви, я не думаю, что Господь позволит нам пересекать эту границу. Это не входит в Его планы. Ты помнишь Послание апостола Павла к коринфянам? «Когда я был ребенком, я и говорил как ребенок, я мыслил по-детски и рассуждал по-детски. Но когда я стал взрослым, то все детское оставил позади. Мы сейчас видим все как отражение в тусклом зеркале, потом же увидим лицом к лицу». – Он откинулся назад и зажег новую спичку. – Ты понимаешь, что хотел сказать апостол Павел, Харви?

– Не совсем.

– Он говорит, что нам не дано понять или видеть то, что находится вне нашего мира. Все время, которое нам отведено, мы смотрим в мутное зеркало, потом, когда это время истечет, мы увидим то, что находится за ним, и тогда на нас снизойдет понимание этой жизни. Но не раньше.

– Почему же?

– Потому что на то воля Божья.

– И мы должны смириться с этой Его волей?

Капеллан, казалось, был смущен.

– Конечно должны, Харви. Мы – слуги Его. Ослушавшись Его, мы навлечем на себя погибель.

Харви пожал плечами:

– А вы не думаете, что у нас есть право подвергать сомнениям Его волю?

Последовало молчание.

– Когда ты богохульствуешь, Харви, вот как сейчас, – тихо сказал наконец капеллан, – ты открываешь себя злым, темным силам. Ты лишаешься защиты Божьей.

– Я не богохульствую.

– Богохульствуешь. Подвергать сомнениям Божью волю и разглагольствовать о ней подобным образом – это и есть богохульство; ты слабеешь духом и даешь возможность злу овладеть тобой. – Капеллан улыбнулся. – Давай помолимся вместе за твоих мать и отца.

7

Понедельник, 22 октября

Кэт Хемингуэй сидела на месте пассажира в маленьком «форде» из гаража «Вечерних новостей Суссекса», а Эдди Бикс, штатный фотограф, назначенный на задание вместе с ней, въезжал на холм, ведущий к церкви. Это был здоровенный неуклюжий парень бандитского вида, чуть старше двадцати, в форменных камуфляжных ботинках, джинсах и дутом жилете, с веселым детским лицом, подстриженными под горшок волосами и золотой сережкой в ухе. Каждый раз, когда Кэт выезжала с ним на репортажи, у него было новое увлечение. На этой неделе он сходил с ума по поплавковым камерам.

– В темноте потрясающе! Просто пускаешь ее по течению. Я хочу сказать, такое потрясное чувство – во-о-о!

Она почти не слушала, думая о другом. Стук из могилы. Двадцатитрехлетняя девушка. На год моложе ее.

Кэт вспомнила, как однажды в детстве, играя в прятки, она залезла в старый сундук и, когда попыталась приоткрыть крышку, не смогла ее сдвинуть и вдруг почувствовала, как что-то ползет по ее ноге. Она чуть не сошла с ума, стала кричать и колотить по сундуку что есть мочи, а ее сестра вошла в комнату и, вместо того чтобы освободить ее, начала стучать по крышке и стонать, как привидение, а это что-то все продолжало ползти вверх по ноге; она визжала и пыталась смахнуть его, и оно больно укусило ее с внутренней стороны бедра. Позднее Дара сунула ей это прямо в нос – извивающегося черного жука длиной три дюйма.

– Все дело в темноте, – с энтузиазмом продолжал Эдди Бикс. – Это ни с чем не сравнимое чувство, ты находишься в своей собственной вселенной.