За строками протоколов - [17]

— Простите, одну минутку, — остановил ее Васютин и, приоткрыв дверь, напомнил капитану Глушину, что надо вызвать эксперта-криминалиста. — Я слушаю вас, — снова уселся он за стол. — Так что же с вами произошло? — И нетерпеливо покрутил головку часов.

— Так вот, тут оно и начинается самое главное-то. Отошла я, значит, подале — он к кочке. Посопел, посопел носом и хвать губами хлеб, жевать стал. Ну, думаю, сейчас я от тебя, голубчика, сбегу. Иду, тороплюсь, а сама всё оглядываюсь на него, да и не заметила, как на что-то скользкое наступила. Глянула — веточки набросаны, чуть только привяли еще листики. Пошевелила, а там потроха да ноги с копытами. Чуток в стороне еще веточки. Я под них заглянула, а там головища горбоносая лосиная. Без рогов. Губы срезаны, только зубы оскаленные торчат!.. Вот, думаю, что ты бродишь, вот где твоя матка! Забили, ироды!

Потрогала ножки — совсем свежие, хоть на студень бери. Да только не стала брать — нечистое дело. Лучше, решила я, сообщу, куда следует, пусть-ка этих охотничков оштрафуют за неправильные дела.

Не стала я больше грибов собирать, как нахватала с полкорзиночки по дороге, так и пошла домой.

Васютин рисовал на листе елочку:

— Это хорошо, что сообщили. Надо с ними бороться. Место хорошо приметили?

— Хорошо. Частенько туда хожу. Забыла еще... и шкура ведь там припрятана. Присыпана хвоей, мусором всяким. Не то побоялись взять, не то спешили...

Вошел капитан Глушин.

— Иван Сергеевич, — обратился Васютин к Глушину, — слышите, лося, говорит, забили? Надо бы посмотреть, а?

— Съездим. Вот машина скоро вернется, с утра завтра и съездим. Заедем за вами, — повернулся он к старушке. — Не возражаете?

Она улыбнулась:

— Ну, уж если на машине, так что ж... Только внучку оставлю у соседки... — сказала она и распрощалась.

* * *

Как часто искусное раскрытие преступления кажется случайностью. Говорят: вот если бы следователь не заметил этой царапины, этого отпечатка пальца или не нашел какой-нибудь расчески, окурка, если бы не догадался поинтересоваться  с л у ч а й н о  попавшим ему обрывком бумаги, если бы он  с л у ч а й н о  не обнаружил какой-нибудь клочок волос или сломанную спичку, то преступление осталось бы нераскрытым. Но следователь видит царапину, находит расческу, спичку и всё, что ему нужно для дела. Находит  н е  с л у ч а й н о, а потому, что ищет, потому, что тратит на поиски силу и энергию, вкладывает в поиски знание и труд. И еще потому, что ищет он не один: ему всегда помогают люди, армия честных людей, которые не остаются равнодушными к поступкам негодяев.

На следующий день, когда Васютин знакомился с заключением судебно-медицинского эксперта, к нему подошла уборщица милиции Катя и шепнула:

— Тут вас дядя мой дожидается. Просил сказать, что дело у него секретное к вам, поговорить хочет. А сюда заходить не соглашается.

— Где же мы с ним поговорим?

— Я на веранду его проводила. Только помыла там, ноги получше вытрите.

Васютин убрал свои бумаги и прошел через палисадник на веранду.

Место для беседы было выбрано неплохо: веранду со всех сторон укрывали высокие старые кусты сирени. У стола его ждал плотный пожилой мужчина. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, казалось, будто оно сшито из многих полосок необыкновенно толстой кожи.

— Это вы меня хотели видеть? — спросил Васютин, ступая на веранду.

— Здравствуйте! — поднялся тот. — А вы следователь по особому, так сказать, делу?

— Да, я следователь.

— Вот и хорошо. Не боюсь никого, но не хочу, чтобы глазели, как я с вами разговариваю. Я почему пришел? Очень уж подозрительное обстоятельство...

— Закуривайте, пожалуйста, — Васютин раскрыл коробку папирос.

— Не соблазните, не курю, — улыбнулся мужчина. — Вот что я вам хочу сказать: живу я в Замостье, по другую сторону реки. Нас несколько заречных, еще деды наши отселились, так и живем в сторонке...

Напротив Тарасовых и Черкизовых тихие места по реке. Я туда давно рыбалить наладился. На зорьке наживишь удочки, наставишь, и только успевай таскать. Глядишь, за часок на уху и насбираешь.

В то утро я рано выбрался, туман еще только начинал расходиться. Наладил удочки и уселся под куст, жду, Слышу заплескало. На поплавки глянул — не шевелятся. А тут еще стукнуло что-то тихонько, потом скрипнуло. Посмотрел я на другой берег и, хоть смутно было видно, заметил — лодка от Тарасовых. Лодку они давно держат. Двое в ней. Один на веслах, второй рядом копошится. Затаился и жду, что будет.

Добрались они до середины реки, тут уж я разглядел, один — Тарасов сам, второй — шурин его Черкизов. Бросили они весла, повозились что-то, подняли мешок большой, не то рогожный, не то из рядна, и бултых его в воду. Сами едва не кувырнулись — так лодку закачало. Поплавки у меня затрепыхались, да уж не до них. Сижу тихонько, не показываю себя. А голубчики-то за весла и к дому. Только они на берег, и я собрался. Удочки смотал, прихватил несколько рыбешек коту на завтрак и кусточками, кусточками — домой. И всё думаю, что же это они в реку бросили?

Я еще не знал тогда, что Ольгу убили. Но всё равно подозрительно мне показалось это дело, потому что люди они особенные: нелюдимы, только что на работе, а так ни в пир, ни в мир... Что мужики у них, что бабы — к соседке не забежит поболтать. Знают они, что не любят их за жадность, наверное, совесть и не позволяет..