За сто миллиардов лет до Большого Взрыва - [70]

Народ, с любопытством следивший за этой сценой, посбегался со всех сторон, приготовившись увидеть предсмертные конвульсии своего вождя. Вероятно, они решили, что таким способом коварный пришелец решил освободить для себя место старейшины. Что ж политическая борьба не терпит соблюдения хороших манер, и во все века славилась своими грязными приемчиками. И отравителей хватало, наверное, и в здешней истории. Уже раздались отдельные горестные вопли.

Вопреки ожиданиям, старейшина оклемался почти сразу же после наплыва зрителей. Он встал в полный рост и блаженно сощурив глазки, повел ими по потолку. Затем он поднял вверх руки и стал, кружась, притаптывать ногами. Ну, ровно, трехлетний карапуз вокруг новогодней елки. В общем, впал в полный кайф.

Толпа, терпеливо ожидавшая смерти главы селения, от этого зрелища испугалась по–настоящему. Вмиг кружок болельщиков распался, и все они оказались поодаль, прижавшись к стенам трактира.

Прибежавшая на крики Эмата наблюдала издали за своим папашей с выражением грибника, завидевшего у себя под ногами ядовитую змею. Она застала лишь финал выпивки и не могла сообразить, что же творится с почтенным старейшиной, и отчего это вдруг произошло.

Так продолжалось минут двадцать и все зачарованно следили за буйством вождя, ожидая, чем же все это закончится. Конец, впрочем, был прозаическим.

Старейшина внезапно остановил свой бесконечный бег по кругу, опустил руки и объявил заплетающимся языком:

— Хочу спать!

После чего и удалился неверной походкой в свои внутренние покои.

Не буду описывать всех последующих за этим событий. Старейшина оказался весьма сообразительным человеком и между нами возник соответствующий торговый диалог.

— Как ты сделал свое пиво?

— Главное, — подмигнул ему я, — знать, сколько мочи джалмы следует подбавлять в сусло. В том–то и пучок!

— Ты меня научишь?

— Нет. – здесь я был категоричен, — это тайна нашего рода, и она повязана страшной клятвой. Но я буду все отдавать тебе, а ты будешь продавать ее жаждущим диковинных грез. Но мне – двадцать процентов от выручки.

— А зачем тебе столько денег? — ушлый трактирщик, видимо быстренько прикинул предстоящие прибыли.

— Как зачем? Я хочу построить себе просторный дом, — вдохновенное вранье лилось из меня мечтательным тоном, — куплю несколько джалм, приобрету, все, что нужно в хозяйстве и заживу на широкую ногу. А, главное, куплю себе хорошую жену. Я хочу жить полноценной жизнью и стать полноправным членом твоего рода. Не вековать же мне бобылем, да ходить с протянутой рукой.

— Эмата умеет все, — тут же подхватил мою мысль о женитьбе Мальен, видя меня уже своим зятем.

— Посмотрим, — неопределенно произнес я, — конечно, она лучшая, но сначала нужно заиметь достаточно денег.

— Но я же кормлю тебя, — спохватился старейшина, — хватит с тебя и десяти процентов.

— Вот поэтому я и беру только двадцать процентов, оставляя восемьдесят тебе, а не наоборот.

— Пятнадцать и по рукам!

Но я уступать не собирался. Нельзя в глазах старейшины упасть ниже оговоренной суммы, иначе он перестанет уважать партнера. Это первый закон бизнеса. К тому же мне требовались очень большие деньги. Я не намеревался оставаться на этом бесперспективном ярусе и стремился в столицу. А в любой столице жизнь очень дорогая.

— Тогда я не буду брать у тебя пиво, — пригрозил Мальен, — и тебе не разрешу им торговать. Ты не являешься жителем нашего селения и только общий сход может признать тебя таковым.

— Тогда я могу предложить его другим сельчанам. Скажем, тому же Лобурту, — я знал куда метить, — или вообще уйду жить в другое селение.

Перспектива потерять столь выгодного партнера, да еще усилить оппозицию, всерьез напугала старейшину. Он заморгал глазами и закрутил руками, ища пути отхода.

— Тем более что я тебе ничем не обязан, — продолжал я тактику давления, — наоборот я спас твоего сына, кое в чем тебе помог и еще многому хотел научить.

— Ты не так меня понял, — взмолился Мальен, — просто я хотел все узаконить…

— С моей помощью, — важно произнес я, — ты станешь самым богатым и влиятельным человеком на всем ярусе.

— По рукам! – вскричал старейшина, — я согласен даже на двадцать пять процентов, при условии моей полной монополии на твою продукцию.

Идет! – согласился я, и мы ударили по рукам.

Уже через неделю в трактире было не протолкнуться. Каждый мужчина селения теперь считал своим долгом зайти вечером в трактир и пропустить порцию огненного зелья. После чего следовало исполнение обязательного группового танца вокруг елочки, зачинателем которого был сам Мальен. Женщинам здесь традиционно запрещалось даже употребление пива.

На вопрос трактирщика, под каким названием подавать новый хмельной напиток, я, недолго думая, предложил именовать его «егоровкой», в полном соответствии с именем его творца. А что? Путинка, жириновка и прочие именные водки имели право на существование, а чем я хуже. Хотя помнится, незабвенный Остап Бендер добывал для американцев, замученных «сухим законом», самогоночку с более экзотическими названиями, типа «табуретовка». Но надо же что–то оставить на память о себе этой планете.