За сто миллиардов лет до Большого Взрыва - [45]

— Второй закон Свиппла! Дилемма Деври! Первый постулат Пардо! Правила Хешайза! Закон сэра Вуда! Принцип Бенедикта! Парадокс Чизхолма! – наперебой орали они и, выдирая мел из рук другого, чертили все новые кривые, синусоиды и оси координат, сдабривая их все новыми цепочками математических знаков.

Со всех концов начала сбегаться охрана, заподозрившая начавшийся на штаб налет со стороны крутых межпланетных террористов. Я же в панике бежал. Дело в том, что я процитировал этим ученым мужам всего лишь несколько парадоксальных, так называемых, законов Мерфи, способных сбить с толку любого теоретика. Плохо мало знать, но и знать много – тоже ни к чему хорошему не приводит.

Но хватит о грустном, поговорим о еще более грустном персонально для меня.

Я никогда бы и подумать не смог, что моя скромная кандидатура будет предложена на роль охотника за даркснитом. Тем не менее, с подачи Малыша, я попал в кандидаты на беспрецедентный межзвездный перелет. А скорее, я стал кандидатом в верного покойника…

Обсуждение этого вопроса на рабочем штабе было бурным и долгим. Директор ФСБ предлагал своего агента, министр обороны настаивал на своем кандидате, начальник ГРУ выдвигал своего человека. Не оставались в стороне и космические войска. Наука требовала участия чисто научного кадра. Были и международные, натовский и ооновский, кандидаты.

Николай Фомич неожиданно поддержал предложение Малыша, тоже друг отца называется… На верную гибель ведь обрекает.

Последнее слово было за вице–премьером. Как ни странно, он остановился на выдвиженце Малыша, отрезав мне все пути к отступлению.

Впрочем, почему странно. Вице–премьер был чистым прагматиком и, поскольку Николай Фомич с Малышом играли в проекте первые скрипки, он вполне доверял их мнению, а в их компетентности сомнения давно отпали.

К тому же Малыш, в своей короткой речи при выдвижении кандидатуры, гарантировал создание мне соответствующего научно–технического обеспечения по всем параметрам.

Мог ли я отказаться от этой очень сомнительной чести?

Безусловно, мог. Тем более что все предпосылки к этому были. По мнению блока руководителей в погонах я был самым неудачным кандидатом. Больше всех негодовал директор ФСБ. Наверное, он хотел взять реванш за предыдущую неудачную операцию.

— Посмотрите на него, — главный босс фээсбэшников негодующе тыкал пальцем в мою сторону, — ну, какой из него силовик… У него нет никакой подготовки. Это обычный…

Не знаю, каким эпитетом он меня хотел наградить, но тут вмешался вице–премьер.

— Ему не придется штурмовать арсенал или завоевывать чужую планету, — веско произнес глава штаба, — его дело – разведка.

Он поискал глазами Николая Фомича.

— Если я правильно понимаю, ему будет вручен спектральный анализатор для обнаружения даркснита, и, когда тот сработает, нужно будет всего лишь послать специальный сигнал на Землю. Я верно излагаю его задачу, уважаемый академик?

— Да, — профессор прокашлялся и ухватил свою бороденку в ладонь. – Сверх того. Это будет крохотный приборчик «два в одном», то есть обе функции будут совмещаться. И еще, более того. Прибор будет имплантирован в тело разведчика, его нельзя будет потерять и невозможно обнаружить даже при самом тщательном осмотре.

— Но на неизвестной планете могут водиться всякие твари, — директор ФСБ не терял надежды, хотя бы запугать меня, чтобы я сам снял свою кандидатуру.

— Твари? – Николай Фомич был, кажется, озадачен, как ученый он далек был от всяких бытовых подробностей, — какие еще твари?

— Ну, всякие…, — с фантазией у фээсбэшника было не очень, — те же динозавры или каннибалы, например…

Тоже испугал. В фэнтезийных книжках и голливудских боевиках я встречал монстров похлеще, чем какой–то Ганнибал Лектор. Так что привычен и к шизоидным маньякам, и к горам трупов, и к рекам крови. Конечно, какая–то космическая нечисть должна существовать, но мы же земляне всегда их били. Тут я был подкован на все сто.

— Опять же спецслужбы разные могут существовать. Нужно уметь уйти от слежки, сбить со следа погоню…

Но вице–премьер не дал разгореться дискуссии на тему столкновений с кровожадными монстрами и вероятными контрразведками.

— Ваших плечистых маски–шоуменов, — резко заметил он, — с квадратными подбородками и оловянными глазами за версту узнает любой обыватель, а не то что вражеская агентура.

По–моему, он недолюбливал это ведомство, хотя и вышел из его недр, и на этом тема была закрыта.

Итак, мог ли я взять самоотвод? Теоретически мог, о чем особо подчеркнул вице–премьер в коротком заключительном спиче.

Но кем бы я стал в глазах моих друзей, если бы отказался?

Не знаю. Возможно, какое–то подобие дружбы и сохранилось бы, но уважать меня они точно бы перестали. И я себя перестал бы уважать. Не говоря уже об Иришке, в глазах которой я пал бы бесповоротно и окончательно. Вот эти «бы» и дали мне мужество сказать «да».

Хотя первым ощущением, которое я испытал, сказав это слово, было очень смешанное чувство. Ужас напополам с безысходностью. Подобное я отведал, когда в Музее космонавтики в городке Монино (что под Москвой) я впервые воочию увидел космическую капсулу, в которой стартовал в космический полет первый космонавт планеты Юрий Гагарин. Эта крохотная беззащитная скорлупка могла вместить лишь баскетбольный мяч. Ну, может два мяча. Я, с моими скромными габаритами, туда поместиться, точно, не смог бы. А, если бы и сумел, то не усидел бы и минуты. Не говоря уже о полете в неизведанную бездну…