За стеклом - [8]
Павлов держался на своем посту лет пять, заполучив его уже через неделю после прибытия в Лондон. Никаких собеседований или конкурсов, ничего подобного, он просто зашел спросить, не нужен ли журналу сортировщик писем, а редактор вдруг разразился потоком слез. Несчастная любовь или что-то в этом роде. А Павлов оказался тут как тут, с сухой жилеткой наготове, чтобы предложить поддержку и участие. Не побоялся даже испортить свою лучшую рубашку.
— В этих журналах, — объяснил Слим, — все решается просто: надо только переспать с нужным человеком.
Мой брат отвернулся от разделочной доски и протянул мне исходящую паром кружку.
— Между прочим, наш редактор — мужчина.
— Я в курсе, — ответил Слим, потянувшись за своей порцией кофе.
Слим понравился мне не только тем, что умел урезонить Павлова. Пока мы смаковали кофе, он достал миниатюрный скейтборд, не более трех дюймов в длину, и двумя пальцами начал катать его по столешнице. Игрушка для людей достаточно взрослых и умных, чтобы понимать, как нелепо они будут выглядеть на настоящем скейте. То, как Слим катал ее взад-вперед, свидетельствовало о ловкости его пальцев. Кроме того, в его пользу говорило и то, что он принял мою сторону в обсуждении моей же просьбы о временном ночлеге. Я нуждалась в крыше над головой, но не надолго — всего на недельку.
— Без адреса, по которому люди могли бы со мною связаться, я ни за что не смогу устроиться на работу, — объясняла я. — А без работы мне не удастся найти жилье. В результате мне ничего не останется, кроме как выйти на панель. «Мы удовлетворим любые ваши фантазии» — как пишут на рекламных листовках, разбросанных по телефонным будкам.
Павлов слушал не моргая, но, к моему удивлению, остался равнодушен к мольбе о помощи.
— Прости, Циско, но здесь всего две спальни. Рад бы помочь, но не могу. Что тут еще скажешь?
Сидевший напротив Слим прекратил барабанить пальцами по игрушке.
— Скажи: «Хорошо». Скажи: «Мы будем рады». Скажи: «Гостиная в полном твоем распоряжении, пользуйся сколько нужно».
— Но мы же нарушим условия аренды, — возразил Павлов. — Ты не хуже меня знаешь о запрете сдавать жилплощадь посторонним. Стоит Картье пронюхать, и мы втроем окажемся на улице.
— Прошу тебя, Павлов! Мне некуда больше идти.
— Циско, это твои проблемы.
— Отличный совет для колонки напутствий подросткам, — хмыкнул Слим и уверил меня, что я могу спать на диване. — Хозяин дома живет далеко, на побережье. Он даже не узнает, что у нас кто-то гостит.
— Диван не годится, — сказал Павлов.
Мы со Слимом повернулись к нему.
— Это почему? — переспросил Слим, на миг отдернув пальцы от скейта.
Мой брат разглядывал осадок в кружке, будто рассчитывая прочесть там подходящий ответ, после чего выдавил, что пара пружин в недрах дивана, увы, просели.
— Ерунда, — вставила я, — меня это не пугает.
По ту сторону стола Павлов, похоже, оказался в тупике. Его взгляд потускнел, и я вдруг поняла, отчего он не хочет, чтобы я оставалась в этом доме.
— Не переживай, — я пожирала брата взглядом в основном потому, что не могла заставить себя повернуться к Слиму. — Это все мелочи жизни.
— Циско, правда, ничего не получится.
— С каких это пор в диване сломаны пружины?
Игнорируя Слима, брат предложил мне занести вещи в его комнату.
— Я буду спать на полу, — решил он, — а ты займешь мою кровать.
— Диван в полном порядке, — настаивал Слим.
— О диване и речи быть не может, понял?
— Ты что, сломал его и не сказал мне? — Крошечный скейтборд прошелестел по столу, словно доставив обвинение по адресу, и упал на колени Павлова. — Если сломал, то заплатишь. Диван-то мой.
Павлов со злостью отправил скейт в обратное путешествие.
— Я разговариваю со своей сестрой, — заметил он. — И перестань, наконец, дурачиться с этой фиговиной.
— Диван мне дорог. Я своими руками поднял его из руин, помнишь? Если ты сломал мой диван, я имею право это знать!
— Хватит, помолчи, — оборвал его мой брат и тут же сдался: — Диван не сломан.
— Так отчего же на нем нельзя покемарить?
— Оттого.
— От чего «того»?
— Циско — моя младшая сестренка, вот отчего!
Павлов верно рассчитал время, чтобы привстать: Слим только пробурчал что-то насчет дивана и убрал со стола игрушку.
Нарушить молчание пришлось мне:
— Буду спать в твоей комнате, если тебе от этого легче.
Смерив меня гневным взглядом, мой брат испустил тяжкий вздох, свидетельствующий о поражении.
— Забирай гостиную, — разрешил он. — По ночам будешь запираться изнутри.
— Что ты хочешь сказать? — опешил Слим.
— Мне кажется, Циско будет рада возможности побыть в одиночестве, — рассеянно пояснил Павлов, сверяясь с часами, и тут же вскочил со стула, с горечью выругавшись. — Из-за вас я опоздал на съемку!
— Удачи тебе, — пожелала я, пока Павлов огибал стол, чтобы выскочить в коридор.
— Скажи, когда ты приблизительно собираешься вернуться? — елейным тоном осведомился Слим.
Ботинки моего брата прекратили скрипеть. Его лицо опустилось между нами, а руки легли нам на плечи.
— Я могу вернуться в любой момент, — прошипел он. — Вы меня поняли?
3
Три дня. Столько времени мне потребовалось, чтобы найти работу. Я провела эти три дня, бегая по агентствам временного найма для неквалифицированных работников; увы, мне пришлось позабыть о своих навыках. Этому меня научили первые же несколько собеседований. Когда я усаживалась напротив типа с бейджиком, на котором должно было бы значиться «Мне скучно», и упоминала о своем дипломе, мне вдруг начинало казаться, будто я только что сообщила работодателю о судимости.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.