За старшего - [49]

Разница, оказывается, была — один из хачей умудрился выжить, вернее, пожить, и даже чуть дольше, чем обычно позволяет жить человеку сгорание девяноста процентов кожи. Гортань у него тоже сгорела, но хач сумел, тем не менее, вышептаться следакам. И большое спасибо Валере, а не Славке, что после этого следаки вспахали весь тихий Дон в поисках русских националистов, очищающих священную землю от кавказской саранчи, а вовсе не заезжих мстителей за несдержанного командированного. Совсем не русского командированного, кстати: папа у Паши был ассириец, а мама, по иронии судьбы, — армянка.

— Без подробностей пока. Официально и данных никаких нет, ни в сводке, нигде. Но Костик на связь дублем не вышел, а с его трубы мне дерзкий один позвонил, — объяснил Валерий и вкратце пересказал таймлайнинг Кости, примечательные моменты разговора и данные техников, вернее, почти полное отсутствие данных. Сигнал Костиного телефона погас в 9:32 — сразу после звонка Валерию — но последняя засечка указывала на Чулманск. Его пределов тот, кто забрал аппарат у Костика, еще не покинул. Ну и Костик тоже. Помимо логики это подтверждалось сигналом маячка.

Будь на месте Костика Славка, большой любитель действовать вне контроля и ходить на операции без обязательной сбруи, Валерий мог бы в последнем выводе и усомниться. Но Костик был дисциплинирован и вменяем. Нет оснований сомневаться, что маячок сигналит из его каблука, который ненужно украшает стылую ногу Костика, а не грустит в тумбочке съемной квартиры. Конечно, ничто не мешало каблуку грустить в тумбочке вместе с Костиком, но это уже детали, на которые Валера отвлекаться не собирался и подчиненным не позволял.

— А есть идеи, кто? — спросил Миша, дождавшись, пока официант разгрузится, осведомится о дополнительных желаниях компании и с достоинством удалится.

— Ну какие идеи, если ничего не знаем пока.

— Инновачечная, — уверенно сказал Славка, а Миша кивнул.

— Не торопимся, — предупредил Валерий, углубляясь в стручки фасоли.

Парни словили интонацию, переглянулись, а Славка с легким звоном уронил вилку с ножом в тарелку — уже опустевшую, кстати. Шарят все-таки.

Валерий наколол на вилку стручок поизящней, неторопливо закинул его в рот и прожевал, как бы не глядя на народ. Народ безмолвствовал. Из последних сил. Это хорошо.

Валерий глотнул водички и все-таки объяснил:

— Ну да, звонил уже.

Сделал паузу. Ребята не повелись. Кремни. Валерий продолжил:

— Не, говорят, не мы, говорят, какой Чулманск, говорят, первый раз слышим, говорят.

— А глазки хитрые-хитрые, — предположил Славка.

— По голосу не поймешь, а формально не придерешься. Не светились они в Чулманске. И Костика подрубать им себе дороже.

— Левый Костика не подрубил бы, — заметил Миша. — В коленках бы лопнул. Это ведь Костик.

— Паша тоже был не это самое, — напомнил Валерий. Миша пожал плечами, Славка скривился, но промолчал. — Ладно, по своим каналам пробейте, кто что слышал или даже нюхал. На форсаже, но без фанатизма. Времени чуть, через… так, ох, скоро уже — в четыре, короче, вылетаем.

— Пустые, что ли? — удивился Славка.

— Железо Эдик завтра подвезет.

— Не повезло Эдику, — с удовольствием сказал Миша.

Славка покосился на него неодобрительно и спросил:

— Ну все, бежим?

Зря косился, между прочим. Эдику действительно не повезло. В этом Славка убедился лично — на следующее же утро на чулманском железнодорожном вокзале. Валерий с невезучестью согласился и смирился. И велел Славке, рвавшемуся в бой с кентами, принявшими Эдика вместе с железом, остыть, дурь из башки выбросить, голые ручки свои засунуть поглубже в карманы и проследить, куда кенты Эдика привезут. А заодно выяснить, чьей невинной жертвой пал Эдик — бдительной проводницы, склочного попутчика или мегаоперации ЛОВД.

Славка проследил и выяснил.

Кенты привезли Эдика в Следственный комитет. А главного кента Славка не без труда, но узнал. И стало понятно, что железная дорога, вся и со всеми креозотными атрибутами, ни при чем. Главным кентом был юный алкаш-дознаватель, неудачливый кавалер девочки Юли из Сочи.

ГЛАВА 2

Чулманск.

Артем Терлеев

— Артем, ты что творишь? — спросил Газизов, едва Артем прикрыл за собой дверь.

Артем молча смотрел на начальство, дожидаясь объяснений. Объяснения могли быть самыми разнообразными и выдержанными в палитре, потрясающей обилием красок и тонов. В этот раз Газизов казался усталым и неспособным на калечащие проявления. Но Артем знал, что расслабляться не стоит. Даже с учетом предельной усталости. Расслабишься — не осилишь. Костей не соберешь.

— Звонят мне высокопоставленные товарищи разные, «соседи» звонят, из администрации звонят, из Москвы звонят, вопросы задают, на ковер зовут, любовь разную обещают, — почти растерянным голосом пожаловался Газизов. — Ты садись, садись. Говорят: Следственный комитет превысил, Следственный комитет вторгся, Следственный комитет устроил тридцать седьмой год. А я, понимаешь, и не в курсе, чего я за тридцать седьмой устроил. У меня вообще честный, как это, шаббат и «Рубин» по телеку.

Он хмыкнул и посмотрел на Артема, севшего по стойке смирно, чтобы не вырубиться. Руки на папочке, папочка на коленях. Если откинуться на спинку стула или коснуться головой стенки — брык и уснешь. Адреналин откипел и высох, оставив после себя пустую вялость.