За старшего - [37]

Боже мой. Ему ведь действительно не было никакого смысла, подумала Айгуль и сильно провела рукой по лицу, чтобы убрать клочья отвлекающего жара.

Кричать очень хотелось. Еще хотелось эту дуру трясти за плечи, чтобы безмозглая голова прочистилась и, может, научилась чуть-чуть думать не о страданиях этой головы и некоторых предметов пониже. Но предварительно стоило подумать. Да и не при людях же вопли издавать. Особенно не при Костике этом. Парень симпатичный, но совершенно посторонний. И больно уж умело слушает. Но он как раз не слушал, а, деликатно заскучав после нудного Гульшаткиного рассказа и последовавшей паузы, рассматривал какую-то девицу в углу. А та и рада.

Ну и слава богу. Гульшат такие вещи замечает не хуже и не прощает совершенно. Соответственно, большая жаркая ночь у товарища командированного, скорее всего, обломилась, а сестренкин экземпляр сборника «Почему все мужики козлы» стал толще на страничку. Не будем мешать его заполнению, подумала Айгуль и душевно распрощалась с досадно не сложившейся во всех смыслах парой. Оставила пятисотку на столе, иронично отвергла пару выпадов обеих сторон, под спокойным Костиным напором сдалась и сунула пятисотку обратно в сумку, подумав: «Жаль, все-таки неплохой парень».

И побежала к машине и Виладе. Прочь от самого интересного.

ГЛАВА 4

Чулманск.

Гульшат Неушева

Телевизионные сериалы Гульшат игнорировала и толком не знала — но с Костиком, похоже, все получилось как в сериале. Средненьком таком, про печаль и роковые страсти. Лишь концовка не удалась. А может, просто сериал переформатировали и переименовали, а всех участников предупредить позабыли. Мелодрама превратилась, например, в многосерийный триллер. Нет, не надо. Лучше в ситком из жизни командированных. А Гульшат осталась в забракованном пилоте про взгляды и чувства.

Ну и ладно.

Костик подсел к ней минут через пять после того, как Гульшат разревелась. Она устала ждать назначенного часа дома, собралась, посмотрелась в зеркало, разбила бы его немедленно, да убираться неохота, выскочила на улицу, оказавшуюся холодной, заснеженной и скользкой, без потерь добралась до «Солнышка», поздоровалась с не узнавшими ее Пашей и Резедой, села за привычный столик, без меню и без запинки сделала заказ подскочившему с веселыми извинениями Паше, милостиво согласилась ждать десять минут, гордо подумала, что справляется не хуже, чем раньше, — и заревела. Вспомнила, что такое раньше.

Костик решительно подсел, возложил пачку бумажных платков к локтю Гульшат и неторопливо стал рассказывать, что в Древнем Египте с приступами плохого настроения боролись салатом из сушеных кузнечиков и поглаживанием кота либо раба южной породы. Нормальный заход, все лучше, чем «А чем так расстроена столь прекрасная девушка?» или «А пойдемте уже в цирк». Гульшат и с такими-то заходами не сталкивалась, потому что в образе Несмеяны публичные места еще не осматривала. Но адаптированный к обстоятельствам вариант стандартных «А ведь я вас где-то видел» или «А вас ведь по телевизору показывают?» представлялся ей примерно таким.

Выбор подсевшего парня был неглупым и даже интересным. Но Гульшат все равно разозлилась. Чего подсел, во-первых, во-вторых, у тебя у самого приступ, в-третьих, у меня опять морда распухшая и веки толще губ, в таком состоянии не до бесед. Но голос у парня был приятным, а тема кошек с недавних пор Гульшат ужасно интересовала. Поэтому она не стала отправлять умника в направлении Египта, а вытащила собственные платки, отодвинув предложенные, сморкнулась и спросила, не поднимая головы: «Кошки, что ли, как рабы?»

«Ой наоборо-от», — протянул Костик — и беседа понеслась.

Гульшат с парнями сходилась трудно, расходилась еще трудней, но это неважно. Важно, что случайные знакомства, тем более в кафе, тем более на растрепанных чувствах, она сроду всерьез не воспринимала. Для сериалов они самое то, кто спорит, для психологических практикумов тоже материал годный. В мед ей поступить не разрешили, папа настоял на факультете госуправления. Психология начиналась на третьем курсе, а Гульшат была на втором — если еще была, после такого-то прогула. Но некоторую литературку она подчитать успела и прекрасно понимала, что искренне рыдающая девушка в кафе — это без малого принцесса из сказки, которой суждено выйти замуж за первого, кто подойдет ну или там поцелует. Так у изделия «человек женского пола» в техпаспорте записано. Понимала — а все равно Костик ее пробил. Не на тему замужества, конечно, и даже не на тему «Дать или не дать», хотя тут-то чего думать, с сентября временное девичество тянула, так что гнусная физика тут же взвыла и пошла войной на кислую химию. Пробил Костик на тему жилетки, в которую можно воткнуться и всю залить слезами, соплями и липкими неразборчивыми стонами неприятного происхождения.

И эту тему Костик отработал на совесть, в несколько приемов — в основном до прихода сестрицы, но и при ней пару раз. Вскользь, но существенно.

Ближе к завершению банкета роль слезоприемника ему подобрыдла, и он стал бросать косяки на посторонние коленки. Айгуль, обычно зоркая на такие дела, на сей раз недоглядела. Гульшат решила последовать подслеповатому примеру. Но Костик, чувствуется, вздумал соскочить всерьез. Айгульку-то проводил со всей джентльменской прытью и рассчитаться пытался за троих, хотя наличных у него было в обрез, а золотую карточку, которую Гульшат успела заметить в распахнувшемся бумажнике, товарищ командированный светить и использовать почему-то не пожелал. Гульшат настояла на том, чтобы добавить от себя чаевые, Костик с облегчением согласился — и снова принялся метать сложные взгляды через переносицу и левое ухо.