За синей птицей - [39]

Шрифт
Интервал

— Значит, не будешь рассказывать? — уныло проговорил кто-то.

— Я могу рассказывать с утра до вечера и с вечера до утра. Мне на весь срок хватит. А кто будет норму делать?

Молчание. «Не рано ли о норме?» — подумала Марина.

— Опять ты свое… — протянула Мышка и чихнула.

Марина посмотрела на ее сморщенное лицо, на влажные волосы, выбившиеся из-под какого-то совсем уж жалкого беретика, на маленькие, видимо озябшие руки, комкающие неопределенного цвета тряпку, заменяющую носовой платок.

— Эх, ты… — с жалостью проговорила Марина. — А еще — Мышка. Охота тебе было в этих ящиках сидеть? «Свое»? Ну конечно — я свое, а вы — свое. Я говорю — нужно норму делать, а вы мне номера всякие показываете. Сказки рассказывать каждый дурак сможет, а слушать — и подавно.

— Рассказывать — не каждый, — с серьезным видом поправила Мышка и чихнула.

— Это она нарочно, чтоб ты ее не ругала, — ехидно сказала Нина Рыбка.

— Ничего не нарочно! — сердито повернулась к ней Клава. — Я тут согрелась, и у меня в носу все время щекотно, — и опять чихнула.

— Надо, чтобы все вы стали чихать, да так, чтобы из ящиков повылетали! — Маша стала складывать в высокую корзину клубки шерсти, крючки и спицы.

— А мы больше в ящики не пойдем, — заявила Лида Векша. — Чего там делать? Сверху капает, снизу подтекает. Мы теперь будем в цехе сидеть. Тепло тут…

Марина решила перейти в наступление:

— Сидеть? Скажите, пожалуйста, какую комнату отдыха нашли! Это только потому, что на вас закапало? А если бы лето — то вы целый месяц там отсиживались?

Соня Синельникова поднялась с пола и, перешагнув через чьи-то ноги, подошла к столу.

— Я бы больше не сидела… До черта надоело. А спицы-то ржавые… — Она взяла в руки комплект спиц, связанных ниткой.

— Заржавеют с такими работничками, — проворчала Маша.

— Никто вам не позволит сидеть в цехе, сложив ручки. Бригада вы или не бригада? — продолжала наступление Марина.

— Бригада… — не совсем уверенно ответила Нина Рыбакова.

— Чья бригада? Какую работу делаете?

Молчание.

— Ну, вот то-то же. Никакая вы не бригада. Выработка! Вот она — одиннадцать штук! А в бригаде тридцать шесть человек. Норма для вас — две штуки в день. Посчитайте, сколько мы должны сдавать?

— Семьдесят шесть, — сказала Лида Векша.

— Нет, больше, — вмешалась Маша, — у нас с Варей норма другая.

— Вас не считаем.

Соня Синельникова, придирчиво рассматривающая комплект спиц, отложила в сторону один и сказала:

— Это мои спицы. Я умею вязать. Две варежки — это вот для них, что на воле одни пирожные жрали. А я с колхозного хлебушка и четыре свяжу.

Марина одобрительно кивнула ей.

— Считайте, не считайте, а девяносто штук мы обязаны давать! — Теперь она уже не колебалась: куй железо, пока горячо. — Давайте договоримся раз и навсегда. Если будете работать, то все, без исключения… Я тут многих не вижу… Гали Светловой, например, нет и еще некоторых. А если вы рассчитываете сидеть в цехе и сказочки слушать, то я сегодня же иду к начальнику и прошу его снять меня с бригадирства. Потому что одно из двух: или я плохой бригадир, или вы — не бригада. Вам начальник что говорил? Наш лагерь работает на фронт, и все это понимают. А вы? Это просто стыдно сказать — не желаете помогать фронту!

— Настоящие саботажники! — добавила Маша. — Вот бы взять вас всех, да сфотографировать, да на фронт карточки разослать. Да с надписями на обратной стороне: такая-то и такая, имя, фамилия, год рождения и откуда родом. И письма написать, что вот, мол, дорогие бойцы и защитники, не узнаете ли среди этих пацанок своих сестренок или, может, дочерей?

— Ой, что ты, Соловей! — испуганно воскликнула Клава, отнимая от лица мокрую тряпицу.

— Что «Соловей»? Не правда, что ли, что позорно вы поступаете? Саботажники вы, предатели самые настоящие! Обычаи соблюдаете, закон воровской? Эх, вы, сопливые щенята! Собираете чужие объедки и поскуливаете — сами себя тешите! Кончено, бригадир! — повернулась она к Марине. — Хватит дурочек валять. Хрен с ними со всеми. Идем завтра к капитану…

— Ой, девчонки… Начальник!

— Бригада, внимание! — запоздало предупредила Марина, увидя в дверях Белоненко.

— Здравствуйте, — сказал он и отбросил капюшон плаща.

— Здравствуйте, гражданин начальник, — вразброд ответили девчонки, разом поднимаясь с пола, отряхивая юбки и торопливо поправляя волосы и платки.

— Поздновато засиживаетесь, — он взглянул на наручные часы. — Ну, как работается? — и подошел к столу. — Это что у вас — выработка? — потрогал он сиротливую кучу варежек.

Марина стояла, опустив глаза, чувствуя, как все внутри у нее замирает. «Господи, — думала она, — господи… вот ужас…».

— Так… — произнес он и сел на скамейку. — А что это вы свою бригаду в угол загнали? Наказанье, что ли, у вас такое? Или игра? — Он пододвинул к себе варежки. — Одиннадцать штук? Выработка всей бригады? Солидно… А завтра как будет? Сколько думаете дать?

— Надо — девяносто, — пробормотала Марина.

— Ну, а что скажет бригада? Сколько дадите завтра? У вас, кажется, кончается освоение? Так, бригадир?

— Да, гражданин начальник…

— Девяносто вам, конечно, не дать… Отлично связаны эти варежки. Узнаю работу… А вы, Воронова, крючком вяжете?


Рекомендуем почитать
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.