За Сибирью солнце всходит... - [52]

Например, по скрипу снега под ногами он, сидя в хате, угадывал, кто к ним идет. Всех Ленькиных дружков, входивших в дом, Яков Маркович узнавал по самым различным приметам: кого по походке, кого по голосу, кого по манере открывать и закрывать дверь, обметать в сенках валенки веником. Меня, самого частого гостя, он мог бы узнать, даже если бы я однажды к ним через трубу печную пробрался. Летом мы ходили босиком, дверь часто была открыта. И вот, бывало, нарочно иду на пальцах, бесшумно, словно кот, крадусь и думаю: «Теперь-то, дядя Яша, попробуй узнать!» Остановлюсь у порога и, кажется, не дышу, только слышно, как стучит мое сердце. А дядя Яша, сидя за печкой на полике, спрашивает:

— Це ты, Иван? Ленька в огороде.

— А как вы меня узнали? — удивляюсь.

— Ого, тебя да не узнать! Ты же носом сопишь, як паровик... Як там баба Мотря, жива, бегает?

— Бегает, — отвечаю.

— Ну, добре. Так Ленька в огороде, картошку окучует...

А чего только не умел делать Яков Маркович! Его руки казались волшебными. На ощупь стриг свою бороду ножницами, да так чисто, словно бритвой брился; аккуратно подстригал свои казацкие усы и чуб. Подстригал Леньку, иногда и меня заодно. Умел подшивать валенки, делал деревянные огородные грабли, точил тяпки и лопаты, насаживал вилы на им же выструганные держаки. Яков Маркович весной вскапывал лопатой огород, летом рыл ямы для погреба во дворе. Сам выращивал для себя табак, сушил его и крошил ножом на специальной дощечке. В уме считал, делил, умножал и складывал огромные цифры.

Соберемся мы с Ленькой готовить уроки, сидим, головы ломаем. Дядя Яша лежит на полике, кажется, спит. Мы, решая задачки, конечно, переговариваемся, перешептываемся. Наконец, все закончили, складываем сумки и собираемся на улицу. Ленька еще не успел одну ногу в валенок всунуть, а дядя Яша тут как тут:

— А куда це вы собрались?

— На улицу.

— Так у вас же последняя задачка неправильно решена.

— Как неправильно?!

— Та от так и неправильно... У одному анбаре було 100 пудов зерна, а другому триста, а у третьему в два раза больше, чем у двух вместе... Так, скилько зерна було у третьему анбари?

— Восемьсот! — в один голос отвечаем мы.

— Ну да, восемьсот. А всего сколько?

— А разве это надо узнавать?

— А вы ще раз прочитайте задачку, шо там треба узнать?

Мы читаем задачку: действительно, надо еще узнать, сколько зерна было во всех амбарах. Как это мы просмотрели?! Ладно, решаем задачу до конца. Собираемся уходить. Ленька, стоя на цыпочках, тянется рукой в печурку — ни звука, ни шороха не слышно. И, видимо, потому, что мы так притихли, дядя Яша догадывается: что-то неладно.

— Ленька, не шарься, там табаку нема, я переклав его в другое мисто...

— Нужен мне тот табак! — говорит Ленька.

— Ну як не нужен, то и не шарься. Ступайте.

На улице я спрашиваю Леньку:

— А, правда, чо ты шарил в печурке?

— Да хотел табаку маленько стибрить...

— Слушай, — говорю, — как дядя Яша догадывается?

— Слух у него — ужас! — Ленька говорит об этом с гордостью. — Он даже узнает, чья корова во двор зашла: наша или чужая. Не выходит из хаты, а знает, сколько градусов мороза на улице...

— Как?!

— По скрипу снега, по окну.

На следующий день я зашел за Ленькой. Уходя, мы спросили у дяди Яши:

— Дядя Яша, сколько сегодня градусов?

— Тридцать три, пожалуй.

В школе термометр показывал тридцать три с половиной градуса.

— Вот это да! — не смог скрыть я удивления. — Всего на полградуса ошибся дядя Яша.

— Да он не ошибся, это пока мы шли до школы, температура изменилась, — уверенно сказал Ленька. — А может, градусник барахлит.

У дяди Яши мягкий, спокойный характер. Никогда он не бранился. Казалось, даже и не знал бранных слов. Младшие Ленькины братья и сестренка уважали его, слушались. А если все же требовалось иногда пресечь их шалости, дядя Яша не кричал, а как бы советовал:

— Боюсь, как бы у нас печка не развалилась от вашей игры. По-моему, она уже шатается. А ну-ка, Володя, потрогай. Шатается?

Володя подходит к печке, пробует на устойчивость и говорит:

— Да нет, не шатается.

— Ну тогда это хата ходуном ходит, — говорит все так же спокойно дядя Яша. — А это еще хуже. Вдруг потолок обвалится, тогда как? Лучше давайте я вам загадки загадаю.

— Давайте!

— Ну вот. Летела сорока, за нею еще сорок. Скилько всего було?

— Сорок одна! — в один голос вскрикиваем мы с Ленькой.

— А от и не сорок одна. Две их було.

— Почему?

— Сорока и сорок, ее муж... А ну еще такую... Два коня вместе пробежали по тридцать километров. Скилько километров всего они пробежали?

— Шестьдесят...

— А от и неправильно. Воны же бежали вместе. Так тридцать и буде... Я же вам казав «пробежали вместе». Слухать же надо...

Моя бабушка иногда пела песню про какого-то Якова:

А до меня Яков приходив,

Коробочку ракив приносив!

А я тии раки забрала.

А Якова з хаты прогнала.

«Иди, иди, Якове, з хаты,

Бо на печи батько да мати,

А в запичку бальковы диты,

Нигде тебе, Якове, диты...»

Мне представлялось почему-то, что это про дядю Яшу в песне поется. Наверное, когда он был парубком, в самом деле приходил к какой-то дивчине, приносил в коробке раков, а убегал от нее через огороды и потоптал грядки того сердитого дядьки, который хотел его поймать. Иногда я всматривался в лицо дяди Яши и видел: он тогда как раз и вспоминал тот случай, о котором в песне поется. Однажды я не вытерпел и спросил у бабушки: не про дядю ли Яшу песня?