За рычагами танка - [16]

— Бронебойным! — услышал механик команду Багрова.

— В казеннике осколочный, — донесся ответ заряжающего Мягкова, которого из-за его степенного возраста все в экипаже звали Василием Агеевичем.

Медлить было нельзя. Вражеские танкисты могли в любую минуту развернуть свою башню с короткоствольной пушкой и ударить по тридцатьчетверке. Рагозин резко нажал на педаль газа, танк рывком двинулся вперед, и только что успел Рагозин выжать сцепление, как тридцатьчетверка сильно ударилась лобовой броней о танк врага. Послышался скрежет металла о металл. Почти в это же время раздался выстрел: Багров в упор ударил из пушки по фашистскому танку осколочным.

От тарана в борт машина противника, сдвинувшись юзом в сторону, круто накренилась набок. Снаряд, выпущенный Багровым из пушки, прошел над башней вражеского танка, не задев ее, и разорвался от удара в стенку ближайшего здания.

— Нам повезло, товарищ лейтенант, — проговорил Рагозин, покачав головой, когда другая тридцатьчетверка, подоспев, разделалась с фашистским танком.

— Повезло, механик. Если бы не свалил ты фрица своим тараном за долю секунды до моего выстрела, разорвало бы нашу пушку: ведь она перед выстрелом почти уткнулась стволом в его башню. А я не удержался, нажал на спуск…

Бой шел и на окраинах, и на центральных улицах. Город горел во многих местах. Пыль, дым и смрад от взрывчатки густо расстилались и над землей, и над крышами домов.

Рагозинскому, а за ним еще нескольким танкам все же удалось пробиться с боем через сильный артиллерийский огонь противника и выйти к концу улицы Ленина. Но здесь почти в каждом квартале стояла либо полевая пушка, либо противотанковая батарея. Рагозин неоднократно пытался прорваться к огневым позициям, но каждый раз экипаж сталкивался с таким огнем, что Багров, во избежание ненужных потерь, приказывал отходить за строения. Рагозин нехотя исполнял приказания командира, досадуя на неудачу.

Наконец по закоулкам ему все же удалось выйти в тыл одной противотанковой батарее. Не дав опомниться расчетам, он с ходу прошелся гусеницами по двум крайним орудиям и стал было разворачиваться, чтобы подмять третье, как услышал приказ Багрова: «В укрытие!» Машина рванулась вперед, чтобы спрятаться за кирпичным строением, но в это время послышался удар в башню.

— Целы? — спросил механик, когда танк укрылся за кирпичной стеной.

— Целы, срикошетировал… Вот досталось бы нам от четвертого орудия, что стоит в подъезде, если бы ты стал давить третье. Хорошо, что я вовремя увидел, как оно развернулось к нам стволом, — волнуясь, отозвался Багров.

Большего Рагозин в этот раз, без крайнего риска потерять машину и весь экипаж, сделать не мог. Наступали сумерки. Дым и пыль еще более ухудшали видимость. По приказу сверху батальоны отошли с центральных улиц, чтобы заправиться и выполнить дальнейшую задачу.

Не менее напряженный бой танкистам пришлось вести за город и станцию Знаменка.

Холодный декабрьский ветер резал глаза. Размокшая от дождя почва цеплялась за гусеницы танков, не давая возможности развить стремительную атаку. Четвертый день уже шли напряженные бои за город. Гитлеровцы прилагали все силы, чтобы задержать наступление, подбрасывали подкрепление по железной дороге.

Плотной завесой зашторили небо серые тучи, когда первый батальон бригады прорвался в район станции. И как раз в это время, выделившись из общего грохота боя, послышался шум авиационных моторов.

— Кажется, наши самолеты? — спросил кто-то из офицеров на наблюдательном пункте.

— А что они увидят в такую погоду? Вместо врага еще по своим ударят, — послышался унылый голос.

В это время вздрогнула земля, и в районе железнодорожной станции встали высокие султаны огня и дыма.

— Через тучи сумели, молодцы! — послышался одобрительный голос.

Через полминуты удар повторился. Снова несколько огненных смерчей взметнулось к небу в районе станции.

Когда дым рассеялся, на станционных путях обрисовалась жуткая картина. Там и сям чернели бомбовые воронки, торчали из земли разбитые шпалы и в спирали свернутые рельсы. Скоро в район станции подошли и другие батальоны бригад. Среди первых был танк лейтенанта Багрова. Разгоряченный боем, Багров крикнул механику-водителю:

— Рагозин! Жми прямо на перрон, там в помещении станции фрицы орудуют.

Рагозин, не раздумывая, развернул машину прямо на рельсах, рискуя сорвать гусеницу. В это время из окна вокзального помещения хлестнула по броне пулеметная очередь.

«Сбесился фашист, из пулемета по танку палит», — зло подумал Рагозин и направил танк на перрон. Но сразу остановился, увидев, что высота перрона больше метра, танк ее не возьмет, уткнется. Минута растерянности, и тут же вспомнил мудрый совет преподавателя учебной группы — как действовать в подобных случаях. Доли секунды потребовались, чтобы двумя ударами носовой части корпуса выбить выемку в подбетонной кирпичной платформе и подать по ней свою машину. Вздыбившись чуть не вертикально, танк Рагозина плавно опустился на платформу.

— Гранату! — крикнул Багров, заметив в здании станции заметавшихся гитлеровцев.

Башня быстро повернулась на цель, раздался выстрел, слившийся с разрывом снаряда внутри помещения. Еще выстрел. Еще… Гитлеровцы пустились наутек. Путь в город был свободен.