За рекой, в тени деревьев - [53]

– И она действительно так уж плоха?

– Никуда не годится, – сказал полковник. Потом, вспомнив о своем намерении быть добрым, добавил: – В наше время.

– Каждый день теряешь какую-нибудь иллюзию.

– Нет. Каждый день – это новая, прекрасная иллюзия. Но все, что в ней есть фальшивого, надо отрезать, как бритвой.

– Пожалуйста, только не отрезай меня.

– Тебя не возьмет никакая бритва.

– Поцелуй меня и обними покрепче, и давай смотреть на Большой канал, – он сейчас так красиво освещен, – и рассказывай дальше.

Они посмотрели на Большой канал, который и в самом деле был красиво освещен, и полковник продолжал:

– Я получил полк потому, что командующий сместил одного паренька, которого я знал еще тогда, когда ему было восемнадцать. Понятно, пареньком он уже не был. Полк оказался ему не по плечу, но для меня этот полк был пределом мечтаний, пока я его не потерял. – Он добавил: – Разумеется, по приказу начальства.

– А как люди теряют полк?

– Ты бьешься, чтобы занять выгодные позиции, и вот тебе остается только послать парламентера, чтобы противник обдумал свое положение и, если ты прав, сдался. Профессиональные военные – люди разумные, а эти фрицы были профессионалы, а не фанатики. Но тут трещит телефон, говорит кто-нибудь из штаба корпуса и передает приказ из штаба армии или, может, армейской группы, а то и приказ самого Верховного командования; дело в том, что там вычитали в какой-то газетной заметке, присланной, скажем, из Спа, название этого города и отдали приказ взять город штурмом. Город, видите ли, очень важный – не зря ведь попал в газету. И ты должен штурмовать.

Вот и кладешь целый батальон на мосту. Один батальон теряешь целиком, да и от трех других мало что остается. Танки выходят из строя, едва они успели двинуться с места, а двигаются они быстро и вперед и назад.

Подбит первый танк, за ним второй, третий, четвертый, пятый.

Из пяти человек, сидящих в танке, обычно вылезают трое: они пускаются наутек, как участники кросса, отстаивающие честь Миннесоты в соревновании с городом Белуа, штат Висконсин. Я тебе еще не надоел?

– Нет. Я не поняла, что ты сказал про эти американские города. Но ты сможешь мне потом объяснить, когда захочешь. Пожалуйста, продолжай.

– Ты врываешься в город, и тут какой-то штабной ферт бросает на тебя авиацию. Может быть, налет был назначен заранее, и его просто забыли отменить. Не будем никого судить слишком строго. Я рассказываю в общих чертах. Уточнять ни к чему, да штатский все равно и не поймет. Даже ты. От этого воздушного налета не бог весть какая польза, дочка. В городе, пожалуй, тебе все равно не удержаться – слишком мало у тебя осталось людей, а теперь еще надо кого-то выкапывать из-под развалин. Или, наоборот, там и бросить – на этот счет существуют две разные теории. А тебе приказывают штурмовать. Приказывают снова.

Приказ категорически подтвердил некий политик в мундире, который за свою жизнь ни разу не был ранен и никого никогда не убил, разве что по телефону или на бумаге. Если хочешь, вообрази его нашим будущим президентом. Или кем угодно. Но все-таки вообрази и его, и весь штат, вообрази себе эту огромную контору, расположенную так далеко в тылу, что с нею было бы проще всего сноситься голубиной почтой. Только вот при тех мерах предосторожности, которые они соблюдали для защиты своей персоны, зенитки наверняка сбили бы голубей. Если бы смогли в них попасть.

Вот ты и пошел опять на штурм. Теперь я расскажу тебе, на что это похоже.

Полковник вглядывался в игру света на потолке. Там отражалась поверхность канала. Что-то причудливо дрожало и переливалось, как ручей, где ловят форель, двигалось вместе с солнцем, и все лилось куда-то, но никуда не уходило.

Потом он посмотрел на девушку, на ее прекрасное смуглое лицо взрослого ребенка, всякий раз, как он глядел на это лицо, у него сжималось сердце; ему надо с ней расстаться в тринадцать тридцать пять, и тут уже ничего не поделаешь. Он сказал:

– Давай не будем больше говорить о войне, дочка.

– Нет, – сказала она. – Поговорим еще. Тогда мне хватит этого на всю неделю.

– Неделя – короткий срок. Если речь идет о тюремном заключении.

– Ты не знаешь, какая неделя длинная, когда тебе девятнадцать.

– Мне не раз приходилось чувствовать, каким длинным бывает час, – сказал полковник. – Я бы мог тебе рассказать, как бесконечно тянутся две с половиной минуты.

– Пожалуйста, расскажи.

– Я проводил двухдневный отпуск в Париже после боев у Шнее-Эйфель и по знакомству удостоился чести попасть на совещание, куда были допущены только избранные и где генерал Уолтер Беделл Смит объяснил нам, какой легкой будет операция, получившая позднее название «операции Хертгенского леса». Название, собственно, неточное. Хертгенский лес был только небольшим участком фронта. Вся местность называлась Штадтсвальд; там немецкое верховное командование и решило дать нам сражение, после того как мы взяли Аахен и проложили себе дорогу в Германию. Я тебе еще не надоел?

– Ты не можешь мне надоесть. И о войне ничего не может мне надоесть, кроме лжи.

– Странная ты девушка.

– Да, – сказала она. – Это я и сама давно знаю.