За рекой, в тени деревьев - [27]

Девушка, которую звали Ренатой, распахнула дверцы высокого гардероба. Внутри были вставлены зеркала, и она расчесывала волосы.

Расчесывала она их не из кокетства и не для того, чтобы понравиться полковнику, хотя и знала, как это ему нравится. Она расчесывала их с трудом и без всякой жалости, а так как волосы были густые и непокорные, словно у крестьянок или великосветских красавиц, гребенке трудно было с ними справиться.

– Ветер их ужасно спутал, – сказала она. – Ты меня еще любишь?

– Да. Можно я тебе помогу?

– Нет. Я всегда причесываюсь сама.

– Ты могла бы повернуться в профиль?

– Нет. Это все – для наших пятерых сыновей и для того, чтобы тебе было куда положить голову.

– Я думал только о лице, – сказал полковник. – Но спасибо, что ты напомнила. Какой я стал рассеянный!

– А я, наверно, слишком смелая.

– Нет, – сказал полковник. – В Америке эти штуки делают из проволоки и губчатой резины, как сиденья танков. И никогда не узнаешь, где свое, а где чужое, если только ты не такой нахал, как я.

– У нас не так, – сказала она и гребнем перекинула уже разделенные пробором волосы; прикрыв ей щеку, они спустились на шею и плечо. – Ты любишь, когда они гладко причесаны?

– Ну, не такие уж они и гладкие, но зато дьявольски красивые.

– Я могла бы поднять их вверх, если тебе нравится гладкая прическа. Но я всегда теряю шпильки, и возиться с ними ужасно глупо.

Голос был такой красивый и так напоминал ему виолончель Пабло Казальса, что внутри у него невыносимо ныло, как от раны. «Но вынести можно все», – подумал он.

– Я тебя люблю такой, какая ты есть, – сказал полковник. – Ты самая красивая женщина, каких я знал или видел – даже на картинах старых мастеров.

– Не понимаю, почему они до сих пор не прислали портрета.

– За портрет большое спасибо, – сказал полковник и вдруг добавил совсем по-генеральски: – Но это все равно, что шкура с дохлого коня.

– Пожалуйста, не будь таким грубым. Сегодня мне не хочется, чтобы ты был грубым.

– Я нечаянно вспомнил язык своего sale metier.[38]

– Не надо, – сказала девушка. – Пожалуйста, обними меня. Нежно, но покрепче. Пожалуйста. И ремесло твое совсем не грязное.

Это самое древнее и самое лучшее ремесло, хотя большинство тех, кто им занимается, – ничтожные люди.

Он прижал ее к себе изо всех сил, стараясь не причинить ей боли, и она сказала:

– Я бы не хотела, чтобы ты был адвокатом или священником. Или чем-нибудь торговал. Или чем-нибудь прославился. Мне нравится, что ты занимаешься твоим ремеслом, и я тебя люблю. Если хочешь, можешь мне шепнуть на ухо что-нибудь хорошее.

Полковник зашептал, крепко прижав ее к себе, и в этом прерывистом шепоте, который едва можно было расслышать, как тихий посвист собаке возле самого ее уха, звучала безысходность:

– Я люблю тебя, ты, проклятая! Но ты ведь мне и дочка тоже. И что мне все наши потери, если нам светит луна, наша мать и отец наш? Ну а теперь пойдем ужинать.

Он прошептал ей это так тихо, что тот, кто не любит, никогда бы не услышал.

– Хорошо, – сказала девушка. – Хорошо. Но сначала поцелуй.

ГЛАВА 12

Они сидели за столиком в самой глубине бара, где у полковника были прикрыты оба фланга, а угол зала надежно защищал тылы. Gran Maestro это понимал, недаром он когда-то был превосходным сержантом в хорошей роте отборного пехотного полка; он не стал бы сажать своего полковника посреди зала, как сам никогда бы не занял невыгодную оборонительную позицию.

– Омар, – объявил Gran Maestro.

Омар был внушительный. Он был вдвое больше обычного омара, а его недружелюбие выварилось в кипятке, и теперь, со своими выпученными глазами и длинными чуткими щупальцами, которые рассказывали ему о том, чего не видели глупые глаза, он был похож на памятник самому себе.

«Омар немножко напоминает Джорджи Паттона, – подумал полковник. – Но омар-то небось не плакал, когда бывал растроган».

– Как ты думаешь, он не жестковат? – спросил полковник девушку по-итальянски.

– Нет, – заверил их Gran Maestro, застывший в поклоне с омаром в руках. – Он совсем не жесткий. Он просто крупный, вот и все. Вы же знаете, какие они бывают.

– Ладно, – сказал полковник. – Давайте его сюда.

– А что вы будете пить?

– Ты что хочешь, дочка?

– А ты?

– «Капри бьянка», – сказал полковник. – Сухое. И заморозьте его как следует.

– Уже готово, – сказал Gran Maestro.

– Как нам весело, – сказала девушка. – Видишь, нам опять весело и ничуть не грустно. А омар очень внушительный, правда?

– Очень, – сказал полковник. – Но пусть этот черт только попробует быть жестким!

– Он не будет жестким, – сказала девушка. – Gran Maestro не лжет. Как хорошо, что есть люди, которые не лгут.

– Замечательно, но они встречаются очень редко, – сказал полковник. – Я как раз думал о человеке по имени Джорджи Паттон, который, вероятно, ни разу в жизни не сказал правды.

– А ты когда-нибудь говоришь неправду?

– Я врал четыре раза в жизни. Всякий раз – когда уставал до смерти. Но и это не оправдание, – добавил он.

– Я очень много врала, когда была маленькая. Хотя чаще выдумывала всякие истории. Фантазировала. Я никогда не врала с корыстной целью. Этим я себя утешаю.

– А я врал, – сказал полковник. – Четыре раза.