За пять веков до Соломона - [29]

— Может, все же ошибся ты? О таких вещах простые люди на улицах не болтают! — в руке Моисея сверкнул синеватым цветом небольшой бирюзовый камешек. — Тебе-то лично, кто о завете Аменемхата поведал?

Торговец аж вперед подался, увидев отблески драгоценного камня. Не сводя хищного взгляда с бирюзы, жадно сглотнул и хрипло произнес:

— Соплеменник мой, Ауриг, сотником стоит во главе одного из египетских военных отрядов. Перед самым моим отъездом тысячник его вернулся чернее тучи с совета во дворце фараона. Молчаливый весь и задумчивый. На расспросы отвечать отказался, заявив, что, видать, Боги с ума посходили, если фараон приказывает Завет Аменемхата исполнить.

Моисей горько вздохнул, глядя, как камешек бирюзы исчезает в толстых пальцах торговца. Нет, ему совсем не было жаль драгоценности. Просто в отличие от торговца, он хорошо знал, что написано в Завете. И потому был полностью согласен с мрачным тысячником, что Боги или, по крайней мере, Рамсес сошли с ума. Что иное могло заставить фараона сделать немыслимое?

Уже через пятнадцать минут он входил в свой шатер. Сепфора оторвалась от шитья и широко ему улыбнулась. А Моисей только оскалился: как всегда в минуты напряжения, лицо ему не подчинилось. В глазах верной жены промелькнул огонек тревоги и зажегся немой вопрос.

— Сепфора, я уезжаю. Сейчас, сразу. В Египет.

— Моисей, неужели она? Я так надеялась, что ты позабыл ее за десять лет!

О чем это она? Или о ком? О Мариам? Да что ты, Сепфора! Если бы все было так просто. Мысли вихрем неслись в голове у Моисея.

На секунду мелькнуло искушение рассказать, что случилось, облегчить тяжкую ношу, которая появилась всего час назад. Но нет, нельзя. Сепфора сразу захочет с ним идти.

Моисей обнял жену и нежно потрепал по голове подбежавшего сына.

— Сепфора, нет у меня никого на свете дороже вас. Может я и встречу Мариам, но поверь — это осталось в далеком прошлом. Уже пять лет, как в Египте царит мой брат, Рамсес. Пять лет, как я мог бы назад вернуться, не опасаясь за свою жизнь. Но мой дом там, где моя семья. И потому все это время я жил здесь вместе с вами. А сейчас — должен ехать.

Он еще раз поцеловал жену и едва слышно произнес:

— Если бы дело было в старой любви. К сожалению, все намного хуже. Намного, намного хуже…

* * *

— Надеюсь, ты понимаешь, что у меня нет другого выхода, — голос фараона был глухим и исполненным отчаянья. — Вот уже полгода, как указ лежит у меня на столе. Но только три недели назад решился я его подписать.

— Рамсес, ты не сделаешь этого!

— Еще как сделаю, Моисей. Будь ты на моем месте, поступил бы точно также. Лучше пожертвовать двумя-тремя тысячами людей, чем обречь на гибель десятки тысяч. Я не могу рисковать будущим Египта.

— Но ведь должен быть какой-то выход!

— Моисей, этот вопрос я сам задаю себе по сотне раз каждый день. Когда мой Везир шесть месяцев назад явился с этой мыслью, я приказал всыпать ему пять палок. Моисей, всыпать палок самому Везиру! Ты когда-то слышал о таком? Но уже тогда я понимал, что другого выхода нет. И Везира наказал от осознания нашей беспомощности и безысходности. Хвала Богам, он — муж разумный, и обиды на меня не держит.

— И все равно, Завет Аменемхата — это не решение проблемы.

— Хорошо, Моисей, давай объясню еще раз, — губы молодого фараона сомкнулись совсем, как у отца. — Кстати, напомни, который по счету: третий или четвертый? Не будь ты братом, я бы не церемонился. Смотри сюда.

За прошедшие годы Рамсес успел превратиться из угловатого юноши в зрелого мужчину с широкими плечами и гордо поднятой головой. Упрямо сжатый рот и цепкий взгляд выдавали человека, привыкшего повелевать и ввергать в трепет подданных. В то же время Моисею показалось, что глаза Рамсеса еще не успели наполниться жестокостью, столь характерной для отца. С одной стороны это внушало надежду, а с другой — никак не вязалось с Рамсесовым решением применить кровавый Завет Аменемхата.

Фараон вытянул вперед сжатые в кулак пальцы:

— Пять лет назад умер отец, и я официально взошел на престол. Хотя Сети передал мне бразды правления еще десять лет назад — сразу после того, как ты нас покинул. — Моисей отметил это деликатное «покинул». — И даже дозволил свой гарем заиметь! Номинально он указы подписывал, но на самом деле все решения только мною принимались. Поэтому я считал, что со всем без труда справлюсь. Как я тогда ошибался! Только оставшись один, я понял насколько важно иметь за собой кого-нибудь, кто пусть и формально, но все же несет весь груз ответственности. Насколько проще отдавать приказания, когда знаешь, что еще кто-то, как минимум, просмотрит и проверит их…

Моисей кивнул, хорошо понимая Рамсеса: ведь он и сам был на похожем положении в Мадиамской стране. Где Иофор в последние годы только наблюдал за решениями Моисея, лишь иногда вмешиваясь. Но без подобных вмешательств Моисею было бы намного сложнее решаться и действовать.

А Рамсес продолжал:

— После смерти отца, я, как положено, совершил обряды, принес богатые жертвы богам, дабы даровали счастливое правление и процветание Египетской земле под моим руководством. В первый год все было хорошо. А потом пошло-поехало. Сперва Нил не разлился, — большой палец выпрямился, показывая, что это самое начало долгого повествования. — Ил не попал на поля, солнце высушило землю и колодцы. В тот год мы собрали настолько скудный урожай, что его с трудом хватило на три месяца. Но склады с запасами были полны, и мы особо не переживали.