За пределами любви - [60]

Пальцы трогали, то грубо, придавливая, наступая, то скользили по поверхности, и огненная масса в голове Элизабет начала светиться, излучать, взрываясь яркими вспышками. Ей пришлось открыть глаза, и когда светящиеся вспышки отступили, она увидела лицо Роджера совсем близко: губы его шевелились, наверное, он что-то говорил. Элизабет заставила себя сконцентрироваться и услышала слова.

– С самого начала, с первого дня, как я увидел тебя, – шелестели они в густой тишине, – знаешь, все так изменилось в моей жизни. Я стал думать о тебе почти постоянно. А сейчас понял, что я тебя просто люблю. Я люблю тебя, понимаешь люблю, лю…

– Не надо, – прервала поток шелеста Элизабет, – тебе не надо ничего говорить.

– Почему? – не понял Роджер, и даже пальцы его застыли в растерянности.

– Я и так не против, – промолвила Элизабет и легонько пожала плечами.

– Не против чего? – Его рука соскочила с груди и остановилась где-то сбоку, где уже не чувствовалась с прежней остротой.

– Ну, ты знаешь, – снова пожала плечами Элизабет и тут заметила, что ее пальцы цепляются за кожаную обивку сиденья, будто оно брыкалось и на нем трудно было удержаться.

– Ты правда не против? Прямо сегодня? Сейчас? – Лицо Роджера отодвинулось еще дальше, Элизабет уже могла разглядеть не только его отдельные черты, но и охватить взглядом целиком. Ей показалось, что в нем появилась неуверенность, сомнение, что ли.

– Ну да, – искренне удивилась она. – А разве не для этого мы сюда приехали?

– Ну, в общем, да, – промямлил Роджер. – Я просто думал, что ты хочешь встречаться сначала, ну, хотя бы несколько раз.

– Зачем? – снова не поняла Элизабет. – Зачем оттягивать, если и так все понятно?

– Ну, это да, – как-то опять неуверенно согласился он. – Просто другие девчонки, как правило, не хотят в первый раз.

– А мне все равно, – ответила Элизабет. Ей на самом деле было все равно.

– Ты классная девчонка, я всегда знал, – кивнул Роджер и, снова пристроившись к ее телу, снова навалился.

Губы его опять раскрылись в скользком поцелуе, да и рука тут же объявилась на прежнем месте, и вроде все происходило так же, как несколько минут назад, вот только клейкая, слепящая масса в голове Элизабет, рассосавшись, больше не хотела сгущаться и заволакивать заново.

Потом рука исчезла, и тут же Элизабет обнаружила ее совсем в другом месте, значительно ниже – она вспарывала и без того короткий подол юбки, ощупывая ее ноги, лихорадочно передвигаясь по ним, все выше и выше, скатываясь с округлых поверхностей, погружаясь в расселину между ними, сжатую, плотную, почти непроницаемую.

– Раздвинь ноги, – прозвучал близкий шепот, настолько близкий, что казалось, он исходит изнутри ее самой. – Раздвинь, – повторился он через мгновение.

И она послушалась и развела ноги, так что узкая щель превратилась в широкий провал, и его рука беспрепятственно заскользила по внутренней стороне образовавшейся дуги, углубляясь, пока наконец не достигла упора.

Элизабет не хотела думать о его руке, старалась не замечать ее прерывистых, нервных движений, – пусть делает, что полагается. Но не думать не получалось, она всем телом, всем обостренным, сжавшимся в чуткий острый комок сознанием только и следила за рукой Роджера, только и отмеряла каждый пройденный им сантиметр, только и фиксировала каждую частичку доставшегося ему тела. И когда она поняла, что пальцы руки, сами волнуясь, неумело, впопыхах пытаются отодвинуть в сторону полоску трусиков, застрявшую между ее ног, Элизабет, ожидая неминуемого, вся сжалась и напряглась и сразу почувствовала себя маленькой, и уязвимой, и беззащитной.

Потом она терпела, ожидая, когда пальцы наконец разберутся в новом для себя знании, но они путались и терлись, причиняя – нет, не боль, а чужеродное, шершавое неудобство, и губы Роджера, так и не отпуская ее широко открытого рта, снова вдыхали в нее шелестящий шепот.

– Ты совсем сухая, – шептали губы, а потом повторяли: – совсем сухая.

Элизабет сразу почувствовала себя виноватой, хотя и не знала, в чем; жесткие пальцы все так же елозили у самой поверхности, пытаясь проникнуть внутрь.

– Послушай, – сказала она, отстраняясь, освобождая губы, – давай сразу. Не надо всего этого. – И тут же, боясь быть непонятой, добавила: – Ну, всего этого. Лучше давай сразу.

Снова неуверенные глаза Роджера, снова его рука застыла, даже перестала досаждать.

– Ты уверена? – спросил он.

– Конечно, – ответила она и, когда он отстранился, двинула бедрами, приподняла их и двумя руками прямо из-под юбки стащила с себя трусики и протянула их мягкий, матерчатый обруч через согнутые в коленках ноги, через даже не сброшенные легкие туфельки.

– Я у тебя не первый, да? – спросил Роджер, наблюдая за ее поспешными движениями.

– Конечно, первый, – ответила Элизабет. – А почему ты спрашиваешь?

– Да так, – помялся он. – Как-то ты слишком спешишь, как будто тебе только одно нужно.

Элизабет не поняла.

– А тебе? – спросила она.

– Ну да… – Он кивнул, но даже в темноте было видно, что как-то неуверенно. – Мне тоже.

– Так как мне лучше лечь? – спросила Элизабет и вдруг неожиданно для самой себя поняла, что больше не волнуется. Еще минуту назад ужасно волновалась, так ужасно, что не могла поймать дыхание, а вот теперь почему-то совсем не волнуется.