За право летать - [41]

Все могло бы быть просто. А стало почему-то очень сложно.

Вита сразу почувствовала его. Слишком быстро и слишком отчетливо. Даже для нее, опытной, проработанной эмпатки с хорошими способностями к инициации латентников, – такой стремительный контакт был чем-то из ряда вон выходящим. За последний год она «запустила» шестерых чтецов и, случайно, одну девушку-телепатку – правда, низкой, четвертой-Б категории, то есть работающую на очень близкой дистанции и практически без селекции объектов. В одной комнате с тем, в чьи мысли надо проникнуть, и чтобы в радиусе ста метров – никого больше…

Впрочем, и это как-то использовалось. Тогда за право владеть глупой кукольно-красивой Аней чуть ли не в кулачном бою сошлись четыре могущественные организации. Вита не знала, кто победил в результате.

И вот сейчас она пребывала в растерянности. Хотя бы потому, что чувствовала – Адам скрывает от неё что-то, но не по злому умыслу или из недоверия, а будто бы для того, чтобы смешнее разыграть… или вызвать какую-то запланированную реакцию – как ленивый режиссер у глупой и бесталанной актрисы, которая не может сыграть, а непременно – по Станиславскому – должна все-все пережить как бы на самом деле и так далее…

И она пообещала себе, что позволяет ему вытворять такое с собой в последний раз. Партнеры – значит, партнеры. Все поровну. И пышки, и шишки.

Наконец проезд освободился, Адам тронул машинку, и уже через минуту они звонили в массивную дверь с затейливой резной надписью «Киностудия „Ореол-фильм“» по арке.

Жукович, директор «Ореола», как две капли воды походил на Льва Толстого периода всяческих дамских паломничеств в Ясную Поляну: седая бородища, лохматые брови, торс в два обхвата, поросшие рыжим диким волосом здоровенные руки и ноги. Возможно, Толстой тоже дефилировал по усадьбе босиком, в растянутой зеленой футболке с эмблемой какого-то киношного мероприятия пятилетней давности и застиранных до белизны джинсовых шортах. Правда, при этом Толстой вряд ли носил дорогие платиновые пенсне на шелковом шнурке…

Он был старый приятель Виты – ещё времен её запойного увлечения БДТ. Жукович тогда делал киноспектакли. Одно время она даже всерьез подумывала, не влюбиться ли ей в него. Но потом что-то отвлекло.

При своих немалых габаритах Жукович двигался плавно и почти грациозно, Вите доставляло удовольствие смотреть на него: как он расставляет чашки, стаканы, сухарницы, сахарницы, кладет на места щипчики, ложечки… Ритуал кофепития у него был свой, выработанный годами, – равно как и рецепты. Коллекция джезв ещё в пору их театрального знакомства – это сколько уже? пять лет тому? – насчитывала полторы сотни экземпляров и непрерывно пополнялась. А вот жаровня с песком была все та же, из почерневшего ажурного кованого железа на резных костяных ножках; правда, её уже давным-давно перевели с древесного угля на газ.

Жукович поджарил зерна на зеркально-блестящей сковородочке, подцепил горсть серебряной лопаточкой, раздавил с хрустом специальными щипцами, бросил в закипающую воду, отодвинул эту джезву на край жаровни, снова раздавил, снова бросил… Потом он каким-то чудом подхватил сразу три вспенившиеся джезвы и, не пролив ни капли, наполнил три чашки, в стаканы бросил кусочки колотого льда, налил воду, выдавил по половинке лимона, сыпанул от души сахарной пудры…

– Вот, – сказал он, усаживаясь наконец и поднимая в назидательном жесте толстый палец. – Минут через пятнадцать можно будет и поговорить – о главном. О насущном.

– Если захочется… – пробормотал Адам, поднося чашку к лицу и втягивая носом облачко аромата, которое было почти видимым – как воздух становится видимым над раскаленной крышей. – Были в Аравии?

– Нет. Много лет собирался – не получилось. Но я слышал, что арабы тоже умеют делать неплохой кофе.

– А где тогда учились?

– Да нигде. Просто талант. Один из многих.

Адам понимающе кивнул.

Когда чашки наконец опустели, Жукович отобрал их у Виты и Адама, покрутил в пальцах, а потом опрокинул на блюдца.

– Это правильно, – сказала Вита. – Сейчас ты объяснишь нам, зачем мы пришли.

– Пришли-то вы… понятно и так… – пробормотал Жукович, разглядывая внутренность чашек, – морды у вас помятые, усталые, а ты же, Витка, знаешь, что единственное место в городе, где можно выпить нормального напитка, а не помоев, – это здесь… вот тебя подкорка и привела… – Он вдруг замолчал и долго смотрел перед собой. – Во что это вы так влипли, ребята? Ни фига себе… Ну, очень запутано. Лабиринт какой-то… и крысы. Ты боишься крыс, Витка?

– Я боюсь, – сказал Адам.

– Ага… В общем, братцы, главное для вас – ничего не бояться. Ничего абсолютно. Вот так…

– Ты это серьезно или прикалываешься? – хмуро спросила Вита.

– Конечно, прикалываюсь. Ты что, веришь в гадание на кофейной гуще?

Вита зашипела, потом засмеялась.

– Ладно, давай о станках. Ты ведь специализируешься, в частности, на съемках всяческих странных… происшествий, сцен…

– Поправка: сам я снимаю мало, но скупаю любительские ленты.

– Не вижу разницы. Они у тебя хранятся?

– Разумеется.

– Много?

– Несколько тысяч. Нужно точнее?

– Не-а… Просто скажи, ты их все смотрел?