За подводными сокровищами - [11]

Мы покинули морских львов и поплыли вдоль берега рядом с черной скалой вулканического происхождения, которая уступами уходила в синий мрак глубин. Плывя все дальше, мы увидели, что постепенно скалы стали менее обрывистыми, дно поросло морской травой и наконец скалы сменил ярко-белый песок маленькой уютной бухточки. Из воды торчал морской львенок, глядя на нас своими кроткими круглыми глазами; он держался у одной точки, не нырял и не играл, как остальные.

Стебли бурых водорослей прибило сюда из более глубокого места, и они застилали дно. Большая волна отбросила водоросли назад. На ярко-зеленой морской траве лежало коричневое тело; грудь была прострелена пулей рыбака. Мертвый морской лев, лежащий в живой зелени морской травы, вызывал такое же гнетущее чувство, как и труп на летнем поле. Морской львенок нырнул и носиком толкал в коричневый бок, предупреждая о нашем вторжении, но бездыханное тело его матери оставалось неподвижным.

IV Колдовство луны

Каждый месяц в полнолуние и новолуние, когда солнце и луна располагаются на одной прямой с землей, их объединенная сила притяжения поднимает уровень моря, вызывая «большую воду». Высокие приливы сменяются большими отливами, когда море на несколько часов отступает до самого низкого уровня, оставляя в заполненных водой углублениях разные мелочи, позволяющие проникнуть в некоторые тайны океана. Во время этих приливов, когда на побережье Калифорнии отметка малой воды на восемь футов ниже большой воды, открываются большие поросли зеленой морской травы и обнажаются участки морского дна. Эта «ничейная» земля между берегом и водой — настоящий рай для детей (ведь стремление вернуться к морю у нас в крови).

Мы никогда не обучали наших детей ни плавать, ни нырять; никогда не торопили их; они просто играли в воронках с водой во время отлива или на мелких местах. Мы надевали на их худенькие тельца капоковые спасательные пояса. Дети инстинктивно знали свои возможности, и нам даже не приходилось предупреждать их о слишком глубоких для них местах. Постепенно привыкая к воде и набираясь сил и опыта, они становились все более уверенными в своих силах и проявляли все больший интерес к жизни моря.

Слабый прибой, подобно колыбельной песне, убаюкивал нашего младшего сына Джорджа, лежавшего в своей коляске. Наша белокурая ласковая Сюзи очень любила откапывать ракушки и ловить крабов, пытавшихся скрыться в своих норках. Она охотилась за быстрыми, как молния, рыбками, оставшимися в углублениях дна при отливе, тыкала своими толстенькими пальчиками в шевелящиеся белые щупальца актиний и заливалась счастливым смехом, когда сокращались и исчезали лепестки этих морских цветков. Она показывала нам пузыри-поплавки бурых водорослей, принесенных морем из удаленных от берега зарослей, где обычно промышляли шаланды, занимающиеся добычей этих гигантских водорослей. Она отрывала моллюсков от скал и играла в пятнашки с пляшущей пеной убегающих волн, собирала выброшенные морем предметы, которые отступившая во время отлива вода оставляла на скалистом берегу.

Джоун, гибкая, как водяной эльф, заходила дальше остававшихся от отлива луж. Она вечно играла в волнах, выплывала на надувном матрасике и скользила по белым барашкам волн, возвращаясь к спасительному берегу. Вместе с десятками других детей она играла в акваплан, плавая по сверкающим волнам прибоя на ярких — желтых, красных и зеленых — надувных мешках.

Мы и не заметили, как Анна стала хорошим пловцом. Она ныряла в мелких местах с уверенностью загорелого восьмилетнего крепыша в надежде достать неосторожную калифорнийскую устрицу, рискнувшую выползти из своей щели. Однажды она заколола копьем молодого палтуса. Мы не могли надивиться необычными повадками этой плоской маскирующейся под песок рыбы, которая вечно лежит на левом боку. Мы рассказали Анне, что когда-то палтус был похож на любую другую рыбу; у него было по глазу с каждой стороны и плавал он нормально, держась вертикального положения. Но по мере того как палтусы достигли таких размеров, что стали питаться другими рыбами, они стали плавать на одном боку, левый глаз перешел сквозь голову, присоединившись к правому, и тогда правая сторона рыбы стала верхней частью. Даже пасть и та повернулась под углом, чтобы палтус мог лежать на дне, зарывшись в песок, и хватать проплывающую мимо мелкую рыбешку. Эволюция палтуса сама по себе наглядный пример приспособления животных к окружающей среде.

Здесь были и другие столь же необычные рыбы. Некоторые экземпляры мы вскрывали, чтобы наглядно показать детям те замечательные механизмы, которые обеспечивают им жизнеспособность. Наиболее интересным экземпляром, пожалуй, была самка ската, которую мы закололи копьем у морского вала в Ла Джолла и вытащили на берег. При всеобщем изумлении она тут же на берегу произвела на свет один за другим десять живых маленьких скатов.

— Папа, покажи мне щитовидную железу, — упрашивала Айна, зная, что Барни, как медик, проявляет особый интерес к этому органу.

— Щитовидная железа, — заявил безаппеляционно Барни, — всегда находится в области шеи.

Но где же шея у этого круглого и плоского животного? Если смотреть сверху, то там совершенно невозможно обнаружить какие-либо признаки шеи. Если смотреть снизу, то кажется, что вся поверхность составляет лицо ската. Широко разинутая пасть расположена, где полагалось бы быть груди; в пасти мы обнаружили твердый, как кость, язык, при помощи которого скат раздавливал крабов и моллюсков, прижимая их к небному хрящу. Мы вскрыли ската посередине и нашли, что небольшая брюшная полость содержит огромный орган с толстыми стенками, похожий на исполинскую глотку. Это глоткоподобное сочетание желудка с кишечником имело подкладку из складчатой ткани и напоминало бетономешалку, которая служила, чтобы перемешивать и переваривать размолотых моллюсков и крабов. Несмотря на то что скат был уже полностью анатомирован, никаких признаков шеи обнаружить не удалось.