За опасной чертой - [33]

Георгий Мосолов уже «обживал» эту машину: прежде чем отправиться в полет, часами просиживал в кабине самолета. Там не было пустующего места. Ее до отказа заполнили приборы, рукоятки, тумблеры, сигнальные устройства, кнопки…

Сколько приборов, секторов, сигнальных устройств на современном самолете? Если назовете двадцать или тридцать, ошибетесь наверняка. Если пересчитать все, за чем должен следить, на что реагировать, что нажимать, поворачивать или переключать летчик, — это составит 200–300 объектов. Вот каков он, современный самолет! И тем не менее в кабине должно быть по-своему уютно. Именно — по-своему!

Первые испытания самолета проходили успешно. Начались полеты по кругу, потом в зону.

С каждым вылетом увеличивались высота и скорость, росли перегрузки. В отчетах неизменно появлялась скупая фраза: «Полет прошел нормально…»

В один из вечеров Георгий приехал домой раньше обычного. Галины Петровны и Жорки не было. Походил по пустой квартире, согрел кофе, прогнал из конца в конец стрелку настройки приемника и, не найдя ничего интересного, лег отдыхать. Оставил записку. Просил разбудить его в половине третьего утра.

Проснулся сам. То ли просто не спалось, то ли разбудил свет настольной лампы. Полежал немного, раздумывая о предстоящем полете. За несколько минут мысленно уже слетал на высоту. Настроение приподнялось.

Они выпили по чашке крепкого черного кофе. Другого Георгий не признавал. Потом Галина Петровна, как всегда, проводила мужа до двери.

Еще накануне синоптики предсказывали низкую облачность, дождь. К счастью, прогноз не оправдался.

Из стартового домика Георгий вышел в высотном костюме и в обычных кирзовых сапогах. Кирзовые сапоги на ногах испытателя! Это могло показаться необычным. Но Мосолов всегда летал в них, обычных солдатских сапогах с широкими, чуть потертыми на изгибах голенищами.

Талисман? Нет. Просто привычка. Удобство, если хотите.

«Мосоловские сапоги», как порой называли их, были легендарными. Про них шутники сочинили немало смешных историй. Кто-то даже предложил поместить сапоги в авиационный музей, как историческую реликвию современности:

— Шутка ли, эти сапоги летали быстрее и выше всех. Уникум!

Мосолов не обижался. Пусть посмеиваются.

— Жора, поспеши!

Это звал инженер Константин Васильченко — душа предстоящего полета и его научный руководитель. Георгий поднялся по стремянке в кабину, застегнул поясной и плечевые ремни, а инженер все еще торопливо давал последние напутствия.

— Я вижу, ты всегда больше меня волнуешься. Так нельзя, ведь надо беречь нервы, — дружески заметил Мосолов. — Все будет как задумано.

Запуск! Гул двигателя перешел в оглушительный грохот.

— Ну, Жора, счастливо! — крикнул инженер.

И хотя его слов летчик не услышал, он согласно кивнул головой — знал, чего именно желают в таких случаях. Убраны из-под колес колодки, отпущены тормоза. Самолет покатился по дорожке, а затем ринулся вперед.

Опытнейшие специалисты рассчитали, вычертили, проанализировали то, что называется режимом полета. Это короткое понятие вмещает в себя и учитывает и аэродинамику, и сопротивление материалов, и мощность двигателя, и метеорологические условия. Инженеры и ученые все продумали, взвесили, убедились заранее в возможностях нового самолета. Подтвердить их на практике должен один — летчик.

…Самолет набирал высоту. Вот уже 14 300 метров. Стоп! Теперь нужно без промаха выйти к мерной базе. Размеры ее остались прежними, а вот скорость должна увеличиться. Выдержать заданный маршрут по земным ориентирам на этот раз труднее. Поэтому весь путь к мерной базе разбит на условные квадраты. Точнейшие приборы вновь ведут летчика. С земли корректируют полет, подсказывают, куда и насколько подвернуть, какой пройден квадрат.

— Третий.

— Четвертый.

— Пятый…

А всего их двадцать. Скорость уже превысила звуковую. Почти в три раза!

На такой скорости самолет светился голубым пламенем. Это от нагрева. Если бы воздух, поступающий в кабину, предварительно не охлаждался, летчик сгорел бы: 300 градусов — не шутка! Но все продумано, в кабине привычные, комфортабельные условия.

Георгий проводил самолет над мерной базой. Туда и обратно.

— База!

— Конец режима!

— До разворота пятнадцать… десять… пять… Разворот!

И снова:

— База!..

Голос в наушниках Георгию знаком. Это все тот же оператор Олег Щепетин с командного пункта.

«Достается ребятам. Наверное, легче пролететь по коридору, чем зафиксировать все параметры полета с земли», — улыбается про себя Георгий. Но отвлекаться нельзя.

— Понял… Понял! — торопливо и односложно звучит в динамике голос летчика. Подробнее отвечать некогда.

В 1959-м Георгий Мосолов прошел мерную базу за 26 секунд. Спустя годы удалось сбросить всего лишь три секунды. Три короткие секунды! Но это очень много. Это победа над временем. В переводе на язык скорости это 2681 километр в час — новый абсолютный рекорд, на 93 километра превышающий достижение американца Р. Робинсона. А в одном из пролетов мерной базы была зарегистрирована фантастическая для такого самолета скорость — более 3 тысяч (3000!) километров в час.

А через несколько дней журналисты атаковали Мосолова, расспрашивали о подробностях полета, об ощущениях и переживаниях в воздухе. Вспыхивали блицы фоторепортеров, щелкали затворы аппаратов. Корреспонденты торопливо записывали ответы и вместе с другими дарили цветы. А летчик был немногословен: