За опасной чертой - [17]

— Выходит, что на планерах летать труднее, чем, скажем, на истребителях?

— Труднее не труднее, а уметь надо!

Георгий вообще-то и сам это понимал. Он упорно овладевал секретами безмоторного полета. А когда постиг сложное искусство высшего пилотажа, инструктор сам сказал ему однажды:

— Пора, Жора, за штурвал самолета садиться. Первую ступеньку ты перешагнул.

Получилось так, что его направили в эскадрилью Валентина Федоровича Хапова. Опытный летчик скоро разгадал в молодом курсанте незаурядные способности. Нет, не врожденные качества! Хапов был убежден, что летчиками не рождаются, а становятся. Талант подобен искре: его можно разжечь и погасить. Но в этом мальчишке было то, из чего можно «лепить» летчика. Какое-то самоотверженное упорство и исключительное внимание к мелочам — вот что нравилось ему в этом шустром девятикласснике.

Теорию Мосолов знал. К замечаниям инструктора относился внимательно. Не было случая, чтобы тот ему дважды указывал на одну и ту же ошибку. Во время вывозных полетов инструктор все чаще и чаще передавал управление маленьким тихоходным У-2 своему питомцу, и самолет в его руках с каждым разом становился все послушнее. Способного паренька хвалили, ставили в пример.

Валентин Федорович много говорить не любил. Особенно повторять одно и то же. Но когда доводилось ему летать с курсантами, подмечал все, словно тысяча глаз была у человека.

— Не торопись с выравниванием. Скорость не теряй. Смотри чуть дальше и левее…

А откуда он может знать, куда смотрит курсант, когда сам сидит в другой кабине? Чудеса!

— Хотите стать настоящими летчиками — учитесь все видеть. Не смотреть, не созерцать, а именно все видеть, — говорил Хапов. — Это только в толковом словаре глаголы «смотреть» и «видеть» равнозначны, а в летном деле между ними целая пропасть. Подошел к самолету — что видишь? Красоту его, совершенство форм, глянец обшивки? Не густо. А вот другой взгляд: трещинка на лопасти винта, незашплинтованная гайка, капля масла на капоте, струбцина на руле поворота. Проглядел, прошел мимо — попадешь в воздухе в беду.

А теперь другая, не менее важная сторона, — продолжал наставник. — Что непосредственно касается тебя, когда выруливаешь на старт, на что обращаешь внимание? Смотришь вперед, чтобы не нарулить на препятствие? Значит, ты еще не летчик! А если сзади идет на вынужденную самолет с отказавшим двигателем или сбоку тебе показывают «крест» — требуют выключить зажигание? Значит, нужно видеть все на триста шестьдесят градусов вокруг. Это называется осмотрительностью. А уж в воздухе осмотрительность — вопрос жизни.

«Теперь можешь сам!»

…Первый самостоятельный полет на самолете. Его Георгий не забудет никогда… Да и можно ли забыть такое! Наконец-то ему доверили крылатую машину! Доверили самому взлететь, сделать круг над аэродромом и сесть. Просто? Нет. За ним будут следить уже только с земли. Следить и оценивать, на что способен он сам, без помощи инструктора, будет ли он настоящим летчиком!

Только что его проверял на готовность к вылету Валентин Федорович. Казалось: зарулят на стоянку, выключат мотор, поговорят об ошибках. А получилось иначе. Хапов расстегнул привязные ремни, подал условный знак, и пока курсанты прилаживали в инструкторской кабине мешок с песком, сказал Мосолову: «Теперь можешь сам. Сделай один круг». Одобрительно хлопнул по плечу и соскочил с плоскости на траву.

Мотор затарахтел громче: «Дры-дры-р-рр…» Теперь дать полный газ и… разбег. Колеса пересчитали все знакомые уже неровности летного поля, и, подпрыгнув последний раз, самолет оторвался от земли.

Поплыла вниз зеленая скатерть аэродрома, верхушки деревьев; откуда-то сбоку выскочили серебряные нити железной дороги, нырнули под мост и скрылись в лесу. Впереди в воздухе через прозрачный круг вращающихся лопастей винта мерцало солнце. А сердце переполнено таким восторгом! Этого словами не передашь. Вот она, настоящая поэзия!

Программу самостоятельных полетов Георгий выполнил самым первым в группе. Оценки получал отличные — высший балл! Ребята завидовали: «Ты, Жора, ас!» А он решил проверить свои способности, крутануть в воздухе что-нибудь такое.

Несколько дней ходил задумчивый, все что-то прикидывал, чертил на земле какие-то кривые. И однажды зашел на посадку с запасом высоты, положил машину на крыло и начал резко скользить. Ниже, ниже — почти до самого выравнивания. Он не видел, как рванулся к посадочному «Т» инструктор, как взлетела в небо красная ракета, как в квадрате, где курсанты ожидают очереди на полет, все вскочили с мест и с тревогой следили за падающей машиной. Он думал только о том, чтобы успеть в последний момент парировать скольжение, чтобы не снести шасси.

Маневр выглядел красиво. А главное — удалось притереть самолет точно у посадочного «Т».

Выключил мотор. Вылез из кабины степенно: «Вот, мол, какой я!» Но до конца марку не выдержал. В квадрат не шел, а почти бежал. На ходу снял шлем и вытер вспотевший лоб. Он чувствовал себя героем дня.

Хапов встретил Георгия на полпути. Их взгляды встретились, и курсант прочитал в глазах своего наставника такое суровое осуждение, что невольно остановился, словно споткнувшись о невидимое препятствие. И сейчас же на память пришли слова, так, недавно сказанные Валентином Федоровичем: «Летчик всегда должен быть уравновешенным и действовать только целесообразно».