За окнами сентябрь - [119]

— Зачем спрашивать, Полина?

После его ухода Лялька бросилась к Римме:

— Он понравился тебе?

— Красивый… — медленно ответила Римма. — Даже слишком.

— Необыкновенно!.. Но главное не это… Он — романтик, благородный, умный, смелый…

— Откуда ты все это знаешь? Как давно вы знакомы?

— Уже шестнадцать дней! — ответила Ляля таким тоном, словно это были шестнадцать лет.

— Я понимаю, Ляль, ты влюбилась, — ласково заговорила Римма, — и, может быть, он действительно такой, каким тебе показался, но все-таки стоит ли спешить? Узнайте ближе друг друга.

— Я все о нем знаю! — категорически заявила Лялька. — Он же — открытый, весь на ладони, все о себе рассказывает, всю правду.

— А как он учится? — трезвым голосом спросила Римма, чтобы спустить ее на землю.

— Отлично. Он очень способный. Знаешь, как ему было трудно сначала — плохо знал русский. Но он упорный, настойчивый, все преодолел. Слышала, как он сейчас говорит? И этот его акцент! Я как музыку слушаю.

— Мне не нравится, что он зовет тебя Полиной.

— Ну это уж глупости! — возмутилась Ляля. — Пусть зовет как хочет. В конце концов, это мое имя.

С этого дня у них прекратились шумные сборища. Каждый день Ляля приходила с Геворгом, и они вдвоем готовились к зачетам, каждый — к своим. Геворг держался почтительно, но с достоинством. Наталью Алексеевну называл: «многоуважаемая», Римму — «уважаемая», Ляльке по-прежнему говорил «вы», называл Полиной, нежно растягивая гласные.

Лялька ходила притихшая, просветленная, двигалась плавно, говорила негромко, словно боялась расплескать, потревожить свое счастье.

Затем события стали стремительно развиваться: Геворг досрочно сдал зачеты и, не дожидаясь каникул, улетел домой, захватив с собой Лялину фотографию.

В его отсутствие Ляля приходила домой одна, много занималась, была спокойна и ласкова с домашними. По вечерам забиралась к Римме на диван и рассказывала об Армении: о том, какая это прекрасная маленькая республика, о древней армянской культуре, о людях — добрых, горячих, щедрых сердцем…

Но однажды тревога все-таки прорвалась:

— Как страшно, Риша, — с горечью сказала она, — что твоя жизнь зависит от одного только слова человека, который тебя и не знает.

— Мне кажется, Геворг поторопился, — мягко ответила Римма. — Лучше бы вы летом вместе поехали туда, ты бы познакомилась с его родными…

— Ждать до лета?! — перебила ее Лялька. — Так долго?! Невозможно!

И Римма, в душе надеявшаяся, что мать Геворга не согласится, тоже начинала волноваться, понимая, каким ударом будет для Ляли отказ.

Геворг вернулся через неделю, блеснул улыбкой и торжественно объявил:

— Мать согласна. Сказала: сирота в дом — счастье в дом. Будет дочкой…

— Ляля не сирота, — резко сказала Римма. — У нее есть родные — мы.

— Не кровные, — возразил он.

— Ришечка, — быстро вмешалась Ляля, — Геворг еще не понимает… Вы для меня родней родных…

А Геворг, не обратив внимания на ее слова, продолжал:

— Свадьба летом. Дома. Мать прилететь не может. Без матери нет свадьбы. А регистрация сейчас. Завтра, По-ли-на, — нежно протянул он.

Он не обсуждал, не советовался, очевидно, не сомневался: как решил, так и будет.

Римме, обескураженной непререкаемостью его тона, показалось, что он отстраняет ее от Ляльки, но тут же она подумала: «А может быть, мужчина и должен все решать, брать ответственность на себя. У нас тоже все решал Боря…»

А Геворг, объявив свое решение, ласково повелел:

— По-ли-на, проводите меня.

Оставшись одни, Римма с матерью обсудили, как устроить молодых, и Наталья Алексеевна предложила Римме перейти к ней, а им оставить проходную, перегородив ее шкафом.

Вернувшаяся Лялька была так переполнена счастьем, что не могла усидеть на месте, и Римме казалось, что вот-вот она оторвется от пола и полетит. Чтобы приземлить ее, Римма спросила, где они хотят жить после регистрации?

— Ох! Совсем забыла!.. — воскликнула Лялька, сделав большие глаза. — Значит, так… — начала она, очевидно вспоминая распоряжение Геворга, — жить будем в моих комнатах… Он сказал: «Мужчина должен быть хозяином в доме». Завтра к двенадцати он привезет туда свои вещи. До этого нужно там прибрать, устроить… Ты поможешь мне, Ришечка?

— О чем ты говоришь! — обняла ее Римма и осторожно спросила: — А тебе… не тяжело там будет?

— С ним — нет! С ним я везде могу.

…Рано утром Римма и Ляля подошли к старому дому. Поднимаясь по лестнице, Лялька вцепилась в Риммину руку — очевидно, ей все-таки было страшно. Войдя в комнаты, они зажгли свет и… не узнали их: удивительно чистые, даже парадные, с натертым паркетом… Мебель сверкает свежим лаком… Ничто не напоминает блокадную разруху.

— Не может быть… — ошеломленно выговорила Ляля. — Как же это?..

— Это Миша для тебя постарался, — ответила Римма, подумав: «Бедняга! Если бы он знал, для чего старается!» — Он же любит тебя.

— И я его очень люблю! — горячо проговорила Лялька. — Только иначе… — и с огорчением добавила: — Когда он закончил здесь, звал меня посмотреть, я не пошла… Кстати, почему его так давно не видно? — вспомнила она.

— Звонил, что уезжает на какие-то сборы или учения. Я же тебе говорила.

— Не помню. Все забыла, — удивилась Лялька. — Когда он вернется, непременно приведи его. Я ему все скажу… Мы будем дружить по-прежнему… — и спохватилась: — Заболтались, а надо что-то делать…