За океан. Путевые записки - [58]

Последняя ночь на пароходе опять прошла тревожно. Туман — был слабее, но снова началась качка. Опять возобновились стоны соседей. Прислуга успокаивала надеждою, что это последняя ночь, я завтра мы будем на берегу; но многие не верили этому и возражали, что хотя по последнему бюллетеню мы и прошли 459 миль за сутки, но действительных астрономических наблюдений, вследствие тумана и туч, не производилось, и это пространство было только вычислено по скорости парохода; на самом деле мы могли быть Бог знает где. Спрашивали, почему мы прошли в последний сутки меньше, чем в предыдущие, в которые обыкновенно проходили около 500 миль. Я уговаривал и объяснял, что, идя против течения Гольфстрима, мы должны были пройти меньше, но слушатели горько улыбались: «тут не Гольфстрим, а страшный западный ветер, который, наверное, отнес нас много на восток, и теперь мы еще очень далеко от берегов Америки». Другие убеждали сомневающихся тем, что если бы капитан позволил себе выставить неверный бюллетень, то подвергся бы жестокой ответственности. Споры поднимались самые жаркие, а пароход качало всё больше и больше, так что, казалось, наступить буря хуже выдержанной нами в ночь под воскресенье. Все измаялись до изнеможения; курилка опустела, евреи погрузились в унылые размышления о том, что они не поспеют во время в Чикаго и потерпят от этого убытки в каком-то гешефте. Все с томлением ожидали рассвета.

На шестой день плавания я встал утром раньше обыкновенного я вышел на палубу посмотреть, не видно ли берегов. Однако ничего не было видно, только погода разгулялась, тумана уже не было вовсе, и ревуны безмолвствовали. Во время завтрака кто-то прибежал в столовую и провозгласил, что берег уже виден. Все повскакали со своих мест и бросились к окнам. Действительно, на севере, т. е. справа, виднелась низменная отмель Лонг-Айланда, совершенно голая, без построек и лишенная растительности. Однако и этого было довольно. Все приобрели веру, что сегодня мы будем в Нью-Йорке. Набожные ирландцы крестились и поздравляли друг друга. Смешно сравнивать, но, право, все мы почувствовали, вероятно, то, что некогда испытали Колумб и его спутники, когда впервые было провозглашено: «Земля, земля»! Что может быть отраднее этого возгласа для бедных пассажиров, уже почти шесть суток томящихся на пароходе среди капризного океана.

Не все имели даже терпение покончить завтрак и торопились на палубу любоваться Америкою, которая для многих должна будет сделаться новым отечеством. Я вооружился биноклем и стал следить за полосою песка, которая выделялась постепенно всё отчетливее, хотя мы были от неё не ближе 20 верст и плыли почти параллельно берегу. Кое-где виднелись уже постройки и даже фабричные трубы. С берега повеяло теплом, пассажиры начала переодеваться и укладывать вещи. Какой-то джентльмен собирал деньги в пользу пароходной прислуги. Матросы открепляли какие-то снасти и приводили в порядок паровые лебедки, чтобы изготовиться к выгрузке багажа. Вот открылся берег и на юге, слева; значить, мы вступили уже в Нью-Йоркский залив. Право, подивишься правильности пароходного счисления, если после стольких дней пути, несмотря на бурю и туман, мы сразу попади в фарватер, не делая никаких поисков и напрасных поворотов! Еще через полчаса земля была уже видна почти кругом, и открытый океан занимал лишь небольшую часть горизонта на востоке. Южный и западный берега были гористы и сплошь покрыты растительностью; виднелись постройки, какие-то загородные виллы. Стали попадаться парусные суда и пароходы. Вот и давно ожидаемый маяк Санди Хук на плавучем судне, а вот и мыс Санди Хук, весь застроенный деревянными бараками и фабриками.

Наконец мы миновали несколько островков, и горизонт со всех сторон замкнулся берегами. Пароход уменьшил ход; навстречу нам идет маленький американский пароходик с лоцманами и какими-то чиновниками. Мы остановились против форта Гамильтон, у самого входа в «верхнюю» гавань. Теперь можно было уже отчетливо видеть берега. Везде лес и множество красивых домиков, в том числе несколько больших зданий летних гостиниц, куда выезжают нью-йоркские жители для пользования морскими купаньями. Тут пришлось простоять более часа. Американские власти желали знать, кто и зачем приехал. Мы поочередно подходили к чиновнику в соломенной шляпе и объявляли фамилию, профессию, цель приезда, а также город, куда едем дальше. — С своей стороны, я заявил, что приехал путешествовать и намерен посетить многие города. Отметив все эти сведения в списке, чиновник выдавал каждому билетик, который следовало предъявить при выходе на пристань. Пассажиры 3-го класса, кроме всех этих допросов, подвергались еще медицинскому освидетельствованию, но самому поверхностному. Между тем с палубы уже можно было любоваться отдаленною панорамой Нью-Йорка: выше всех выделился большой вызолоченный купол, оказавшийся однако не собором, как я вообразил, а зданием биржи; затем привлекали всеобщее внимание висячий Бруклинский мост и колоссальная статуя Свободы. На падубе почти вдруг стало очень жарко и это казалось весьма странным после предшествовавших холодов в океане.