За океан. Путевые записки - [53]

«City of Paris» имеет пассажирских мест: 500 первого, 200 второго и 500 третьего классов. Собственно каюты первого класса, где пассажиры спят, ничем не отличаются от кают второго; те же каморки на четыре человека со всеми удобствами для спящего и его вещей, электрическими эвенками и освещением. Но для путешественников, желающих устроиться с большим комфортом имеются особые отделения с маленькими залами, кабинетами и спальнями. Цена таких отделений от 15 до 100 фунтов; их занимают обыкновенно английские лорды, не желающие иметь общения с прочими смертными. В некоторых может удобно разместиться целое семейство, и их пассажиры имеют право требовать, чтобы пища подавалась им в отделения. Относительные же удобства пассажиров 1-го и 2-го классов, занимающих обыкновенные места, заключаются только в числе и роскоши отделки общих помещений. У пассажиров 2-го класса таких общих помещений только два: столовая и курилка; кроме того, им же предоставляется вся задняя кормовая часть верхней палубы. У пассажиров же 1-го класса имеются роскошная и громадная столовая зала со сводчатым стеклянным потолком и великолепными поворотными креслами для сиденья, гостиная с роскошною мягкою мебелью и пианино, библиотека — вся устланная коврами, с изящными резными книжными шкафами, бюстами выдающихся английских писателей и ученых и несколькими столами с полными письменными принадлежностями и наконец роскошная и обширная курительная зала, в которой вся мебель обита тисненою кожей, а пол мозаический из красивых разноцветных кафель. В разных местах устроены ванные, умывальники и ватерклозеты, содержимые в образцовом порядке. Для уничтожения зловония писсуары промываются водою механически через каждые две минуты и, кроме того, в каждом имеется по большому куску камфоры.

Что касается до пассажиров 3-го класса, или так называемых «steerage», то и их положение не совсем дурно. Они помещаются частью в носу, частью в корме, внизу. У них общие каюты, где устроены нары в два яруса, и хотя пассажиры лежат тут вповалку, один подле другого, но все места перенумерованы, и каждый имеет свое. Пища для них выносится на открытую палубу в больших котлах, и каждый является со своей собственной посудой, так как таковой от парохода не полагается; тут я понял, почему еще на пристани, в Куинстауне, пассажиры 3-го класса запасались жестяными мисками и кружками. Одно неудобство этих пассажиров — это отсутствие определенного места для отдохновения днем: им предоставлены лишь боковые галереи, расположенные вдоль всего парохода на нижних палубах, по бокам внутренних помещений. Тут очень недостаточное число скамеек, и большинство сидит запросто на полу, истребляет пищу и мечтает о предстоящем улучшении судьбы на американской почве. Ночью всех этих пассажиров запирают в их каютах внизу, и выход на свежий воздух для них прекращается. Пассажиры же 1-го и 2-го класса имеют в полном своем распоряжении как днем, так и ночью, всю верхнюю открытую, палубу, на которой устроено множество красивых деревянных диванов, на манер садовых, и, кроме того, имеется несколько сот складных деревянных кресел, на которых каждый может усаживаться где угодно и как ему удобнее. В солнечные, ясные дни поверх верхней палубы натягивают огромный тент, и пребывание на открытом воздухе, в тени и особенно где-нибудь за ветром весьма приятно.

На случай крушения парохода, на верхней палубе подвешено множество лодок и даже два паровых катера внушительных размеров. Кроме того, в каждой каюте, по числу пассажиров, у потолков укреплены пробковые пояса. Но на них право грустно я смешно смотреть: что можно сделать с пробковым поясом среди беспредельного океана? Сотни и тысячи верст с ним не проплаваешь и пока доберешься до берега или встретишь какое-либо судно, вероятно, сделаешься жертвою прожорливых акул. Вид этих поясов особенно ночью при качке всегда наводил на меня на грустные размышления, ибо напоминал о беспомощном положении путешественника на океане и о возможности катастрофы. Впрочем, вся организация службы на пароходе внушает доверие и спокойствие. Матросы не суетятся, и днем их почти не видно. Только рано утром, перед восходом Солнца десятки их высыпают на падубу для производства общей приборки. При этом палуба обильно поливается водой прямо из бранспойтов и протирается швабрами.

У капитана парохода Уоткинса (Frederick Watkins) имеется два помощника, которые поочередно дежурят на верхней рубке и около полудня берут высоты Солнца секстантом. Таким образом ежедневно определяется место парохода. В сенях перед столовыми залами 1-го и 2-го классов, в красивых рамках, висят карты части Атлантического океана между Европой и Северною Америкой; на эти карты ежедневно, после полудня, наносят место парохода и пройденное в предыдущие сутки расстояние. В первые сутки мы прошли 452 морские мили, а в последующие, в среднем, по 500 миль, так что средняя скорость движения составляла около 35 верст в час.

Столовая на пароходе «City of Paris».

Разгуливая по палубам, я нашел, что самые любопытные места — это на носу и на корме. На носу можно любоваться величественными фонтанами, происходящими от быстрого прорезывания воды пароходом. Брызги этих фонтанов поднимаются сажени на три и более вверх и с шумом рассыпаются в обе стороны. С кормы виден целый водоворот, образуемый могучими пароходными винтами. Водоворот, страшный у кормы, далее постепенно затихает и обращается в длинный непрерывный след светло-голубой пены. Ночью картины брызг воды по бортам и за кормою еще красивее, чем днем. Брызги горят сильным фосфорическом блеском. Каждая капля воды как бы обладает собственным светом, но у кормы нередко вспыхивает яркое пламя, которое потоп медленно угасает, уносясь в даль, по мере движения парохода вперед. Этим зрелищем можно любоваться целые часы — так оно красиво, разнообразно и величественно.