За океан. Путевые записки - [42]
Здешние метеорологи наслаждаются иногда зрелищем равных оптических явлений. Особенно хорошо бывают видны яркие круги около Солнца и Луны в зимние месяцы; для измерения угловых радиусов этих кругов тут имеется особый прибор профессора Тэта (Tait). Наблюдаются и так называемые «glories», или антигелии: при ясной погоде и низком положении Солнца, зритель видит в окружающем густом и холодном воздухе собственную тень, окруженную изредка цветною каймою. Эти «glories» напоминают подобные же явления, наблюдаемые на Брокене, в Гарце. Замечательно, что тут не случалось ударов грозы, тогда как в окружающих долинах такие удары не редки. Судя по показаниям электрометрических приборов, на вершине Бен-Невиса редко скопляется много электричества, и грозовые облака проходят обыкновенно гораздо ниже.
Температура на горе даже зимою, вообще говоря, не очень низкая. Средняя температура зимы около −8°R, и даже наименьшая не бывает ниже −10°R. Но страшные ветры делают и эту температуру совершенно нестерпимою. Влажность в общем не большая и редко превосходит 33%.
Ровно в полночь Ранкин отправился производить наблюдения. Фонарь и записную книжку он повесил на шею, чтобы обе руки были свободны. Я, конечно, сопровождал его и подивился ловкости, с которою он карабкался по обледенелым ступенькам. Такое путешествие проделывается день и ночь через два часа; невольно вспомнишь, что любовь к науке преодолевает всё. Тут пробовали устанавливать самопишущие приборы, но зимою они переставали действовать. Так живут два метеоролога, оторванные от прочего мира в продолжение целой зимы в шесть месяцев. Товарища Ранкина мне не удалось повидать: он спал в своей каморке, готовясь утром вступить на дежурство.
Около 2-х часов ночи я начал собираться в обратный путь, так как в 5 часов утра идет из форта Вильяма обратный пароход в Обан. Мое платье кое-как просохло под наблюдением храброго индийского солдата, и я мог в него переоблачиться. Несмотря на краткое знакомство, я покидал обсерваторию, как родное место, и не знал, как благодарить любезного Ранкина за гостеприимство и поучительную беседу. При громких пожеланиях счастливого путешествия, я начал спускаться с горы. Сперва по снегу и в темноте спуск был весьма затруднителен, но на наше счастье дождь перестал, а ветер сделался значительно слабее. Ноги от отдыха и от предшествующей усталости как-то одеревенели и не слушались моей воли, но потом всё пошло хорошо, вступив в полосу лугов и красивых горных ручейков, я уж позабыл об усталости и наслаждался чудными видами на красивая долины по берегу моря. Хотелось бы посидеть на каком-нибудь обрыве и полюбоваться восходящим Солнцем, но, опасаясь опоздать на пароход, я принужден был спешить. Тем не менее я всё же чуть не опоздал и взошел на борт в самый момент уборки сходней. Пароход «Fousilier» был почти пуст; подкрепив себя несколькими глотками вина, я улегся на мягком диване и проснулся только в Обане.
Прогулку на остров Стаффу я совершил на пароходе «Grenadier» в большом обществе настоящих английских туристов. Они не покидали палубы и с биноклями в руках любовались действительно разнообразными видами на разбросанные по океану острова. Первая остановка была в виду островка Айона (Iona). Когда якорь был брошен, к пароходу успели уже подойти три лодки, и публика поспешила на берег.
Фингалова пещера.
Остров Айона составляет святыню для шотландцев, нечто вроде Киева для русских; здесь св. Колумба распространял христианство в VI веке и основал монастырь, который сделался потом рассадником веры и образованности между пиктами и скоттами. До тогда как наш Киев и ныне славен и велик, от монастыря и церкви на Айоне остались только развалины. На берегу мы были встречены рослым, но угрюмым проводником-шотландцем и двинулись к развалинам. Попутно, неизвестно откуда, присоединилась к нам целая толпа детей, мальчиков и девочек, босых и грязно одетых; они предлагали на продажу ракушки, нанизанные на нитки, камушки разного цвета и величины и дрянные фотография видов острова. Дамы восхищались камушками и покупали всё предлагаемое, так что вскоре многие шеи были обвешены рядами ожерелий из ракушек. Когда мы приблизились к развалинам, проводник, или, как англичане его называли, гайд, начал важно и торжественно описывать каждую уцелевшую стену и каждую каменную надгробную плиту. Мои спутники всё это выслушивали с полным вниманием и задавали от себя вопросы, на которые получали немедленно подробные ответы. Не знаю, насколько проводник быль силен в шотландской истории, но именно тут мне припомнился старый рассказ одного туриста, которому пришлось посетить древний немецкий замок во второй раз, после двухлетнего промежутка времени. Когда проводник стал опять рассказывать страшную легенду о некогда прикованном в подземелье преступнике, от которого сохранялся еще скелет с цепью, то турист отказался ее выслушать и спросил только проводника, отчего теперь потребовали с него двойную плату против взятой в первый его приезд. Проводник, не смущаясь, отвечал: «видите, барон, теперь поставлен новый и гораздо лучший скелет».
