За океан. Путевые записки - [41]

Выводы Бокана возбудили такой интерес, что английская публика на призыв Шотландского Метеорологического общества откликнулась весьма горячо, и в самое короткое время одною частною подпиской была собрана сумма в 4000 фунтов, причём отдельные пожертвования заключались между 200 фунтов и 1 пенсом (4 копейки). На эти-то деньги и была построена на горе постоянная обсерватория. При составлении проекта постройки было принято в расчет то обстоятельство, что в течение зимних месяцев не может быть никакого сообщения с подножьем горы, поэтому уже с осени обсерватория снабжается всеми необходимыми запасами на шесть месяцев. Работы по устройству здания и дороги на вершину были произведены в течение 1883 года и сопровождались неимоверными трудностями, так как сообщение и перевозка материалов были возможны только при помощи вьючных животных. В ноябре того же года обсерватория была открыта, и храбрые метеорологи приступили к наблюдениям. Первоначально предполагалось производить наблюдения ежечасно, но это оказалось неисполнимым. При каждой вьюге двери обсерватории до такой степени заносились снегом, что для открытия выхода требовались многие часы усиленной работы. Трудности особенно увеличились к концу зимы, когда высота снегового покрова достигла 2 сажен, и все здание было погребено под снегом. Вообще в первую зиму ночные наблюдения были почти невозможны, и только в следующие устройство туннелей в снегу и другие сноровки позволили наблюдателям вести записи более правильно.

Все эти подробности сообщил мне любезный д-р Омон, показывая обсерваторию форта Вильяма. Он же дал мне все нужные наставления к предстоящему подъему, причём удивился моей решимости идти вечером и без проводника. На утро он мог бы дать проводника, но утром я хотел ехать уже обратно в Обан.

Дорога на Бен-Невис хотя и стоила больших денег, но всё же очень плоха и доступна только пешеходам и вьючным животным; провести колесную дорогу, кажется, и не предполагают. Сперва я шел вдоль ручья по весьма живописной долине, окаймленной дикими скалами гранита и порфира; потом от небольшого озерка на перевале дорога обратилась в узкую горную тропинку, усыпанную обломками камней, что очень затрудняло восхождение; на беду стал накрапывать дождик, и чем выше я поднимался, тем сильнее был ветер. Наконец наступающая темнота и усилившийся дождь сделали восхождение настоящею пыткой. Зная, что всё расстояние по извилинам дороги не более 12 верст, я полагал добраться до вершины засветло, но это оказалось неисполнимым. Крутой подъем принуждал часто останавливаться и отдыхать.

Обсерватория Бен-Невис.

На полпути стоит небольшой сарайчик, и я с удовольствием укрылся бы в нём от непогоды, но он был заперт, и я воспользовался только его стенами для отдыха за ветром. Вскоре за сарайчиком начался снег, лежащий тут чуть не до августа, и трудности пути еще более увеличились. Идя по узкой и неровной обледенелой тропинке, ночью, под дождем, приходилось страдать и раскаиваться в своей настойчивости. Но вот наконец и вершина, а на ней ничего нет, кроме снега. Не может же быть, чтобы я заблудился. Правда, телеграфные столбы давно скрылись, но меня и внизу предупреждали, что воздушную телеграфную линию не могли довести до вершины и на последнем участке проложен уже кабель. Положение на уединенной вершине в темноте, под дождем и при сильнейшем ветре было не из приятных и не вознаграждалось даже сознанием, что я достиг самого высокого пункта Великобритании и нахожусь на скале, касающейся неба (буквальный перевод Ben Nevis).

Башня обсерватории зимою.

К счастью, мне не пришлось долго предаваться мрачным мыслям. Кто-то закричал, и на белом снеговом покрове я начал различать двигающуюся фигуру в кожаном плаще и в меховой шапке. Это был сам метеоролог Ранкин (Angus Rankin), давно получивший уже телеграмму от д-ра Омона о моем выступлении, но потерявший уже надежду меня дождаться. Еще несколько часов назад он усердно кричал и посылал навстречу обсерваторского сторожа, но так как не было и признаков моего приближения, то он заключил, что я отказался от подъема ночью и вернулся в форт. Трудно описать радость при виде живого существа в обстоятельствах, в которых я теперь находился. Если бы не крик, я, конечно, не нашел бы и обсерватории, так как вся она была засыпана снегом, и только сам хозяин мог указать мне узкий коридор в снегу, пройдя который, я увидал дверь. Лишь очутившись внутри здания, я мог наконец прийти в себя. Изнемогая от усталости, холода и дождя, я сперва почти не мог говорить. Единственный сторож обсерватории, оказавшийся старым отставным солдатом индийской армии, энергично стащил с меня платье, сапоги и пр., надел вместо всего этого фланелевую рубаху и туфли и усадил меня перед небольшою железною печкой, в которой ярко пылали куски каменного угля. Вскоре сварился кофе, и сторож подал на стол разные закуски.

Когда я обогрелся и утолил голод, любезный Ранкин повел меня показывать обсерваторию. Это род низенького каменного сарая с маленькими окнами и очень толстыми стенами. Внутри имеется одна комната по средине, около двух саженей в стороне квадрата, и три примыкающие к ней каморки, из которых две представляют спальни «директора» и его помощника. Средняя комната служит залою, столовой и кабинетом. Под невысокою башней с метеорологическими инструментами устроено нечто вроде лаборатории, которая служить также складом для керосина и съестных припасов. Из башни имеется дверь наружу, которая служит и входом и выходом в течение зимы, потому что нижняя дверь и вообще вся обсерватория сплошь засыпаны тогда снегом. Собственно стены обсерватории двойные: снаружи они сложены из огромных кусков гранита и порфира с уклоном, дабы противодействовать ударам ветра, внутри же это двойной бревенчатый сруб. Крыша здания совершенно плоская и обита толстыми свинцовыми листами. По словам Ранкина, зимою тут случаются страшные снеговые бури, продолжающиеся по неделе и более; тогда выход наружу сопряжен с серьезными опасностями, и самые надежные фонари задуваются и тухнут. Зато летом, когда снег стает, здесь бывают чудные дни и особенно ночи. Тогда сюда является не мало туристов, причём кто не может идти пешком, тот нанимает пони в форте Вильяма. С этих туристов взимается плата по 1 шиллингу с пешего и по 3 с конного; сбор идет на ремонт дороги. В первые годы после устройства обсерватории число посетителей доходило до 4000 человек в год. В награду за восхождение каждому посетителю разрешается отдохнуть внутри здания и послать с вершины телеграмму по общему тарифу. Зимою, как упомянуто выше, всякое сообщение прежде прекращалось, но в последнюю зиму, приблизительно раз в месяц, при благоприятной погоде сюда добирался на лыжах особый волонтер-посланец с почтою. Однако эти путешествия очень рискованны, так как большинство провалов засыпано снегом, и бывали случаи довольно опасных падений.