За океан. Путевые записки - [133]

Наконец в большом коридоре я осмотрел еще главные метеорологические инструменты, именно барометр и дождемер; оба устроены по идее Дрэпера (Draper’s pattern). Барометрическая трубка имеет вверху утолщение до ³/₄ дюйма в диаметре, остальная же часть трубки имеет диаметр всего в ¹/₈ дюйма. Верхняя часть трубки укреплена на неподвижной поперечной горизонтальной полочке, а нижняя опущена в чашечку со ртутью; чашечка висит на двух спиральных пружинах, и от неё идет горизонтальный стержень со стеклянным пером, которым чертится непрерывная кривая на вертикально повешенной графленой бумаге. Рама с бумагою висит на двух роульсиках и приводится в движение справа налево при помощи часового механизма со скоростью ¹/₂ дюйма в час. С увеличением давления, когда часть ртути из чашечки переходит в барометрическую трубку, сама чашечка под действием спиральных пружин приподнимается, и перо на бумаге тоже поднимается. С уменьшением давления, наоборот, чашечка и перо опускаются. Но так как спиральные пружины, поддерживающие чашечку, изменяют свою длину не только под влиянием большего или меньшего груза на конце, но и от перемен температуры, то тут имеется еще третья такая же пружина, поддерживающая другое стеклянное перо, которое тоже чертит на бумаге свою непрерывную линию, но эта линия повышается и понижается только от перемен температуры. Поэтому при определении показаний барографа на бумаге нужно брать не абсолютные показания нижней кривой, а разности ординат обеих кривых.

Подобным же образом устроен и дождемер, с той лишь разницей, что, вместо барометрической чашечки, на спиральных пружинах висит чашка, куда стекает вода из приемника, установленного на крыше здания. Под приемником постоянно проходит струя теплого воздуха от горящей лампочки, так что если в приемник падает не дождь, а снег, то он немедленно тает, и в чашку течет уже вода.

Привожу кстати географические координаты обсерватории: широта = 37°20′25″, долгота от Гринвича = 121°38’35", а высота уровня ртути в чашечке нормального барометра над уровнем океана = 4306 футам.

В заключение любезный директор привел меня в свой кабинет и показал обширную коллекцию фотографических снимков Солнца, Луны, звезд, туманностей и пр., назначавшуюся для отправки в Чикаго, на выставку. Особенно хороши снимки Луны в разных фазах. Непосредственные снимки, получаемые с помощью большого рефрактора, не особенно велики: снимки в апогее всего около 4 дюймов в диаметре, а в перигее — 5 дюймов, зато они так отчетливы, что выдерживают потом увеличение при помощи обыкновенных фотографических приборов. Вейнек (Wainek) в Праге, которому Гольден посылает свои непосредственные снимки, изготовляет по ним фотографии Луны до 3 футов в диаметре.

Тут же, в кабинете директора, я познакомился со всеми прочими астрономами обсерватории (Burnham, Schaberle, Keeler).

Из них Барнард, еще очень молодой человек, месяц спустя после моего отъезда обессмертил себя открытием пятого спутника Юпитера. На прощание я получил в подарок несколько сувениров обсерватории, в числе которых была маленькая книжечка, составленная самим директором и назначенная для неспециалистов. В этой книжечке весьма толково и в общедоступной форме отражена история возникновения обсерватории и описаны главные ее инструменты.

Бедный Майбридж, видимо, тяготился долгим пребыванием в обсерватории и порывался даже уехать без меня; впрочем ему было также неприятно и то, что его фотографические снимки животных движений не встретили того сочувствия, которого он ожидал. Только в сумерках мы тронулись обратно при наилучших пожеланиях директора и его ассистентов, которые проводили меня до экипажа.

Часы, проведенные мною в Ликовской обсерватории, навсегда останутся мне памятными. Надо удивляться энергии горсти астрономов, отказавшихся от удобств жизни в большом городе, поселившихся на горе, в полном уединении от прочих людей. Зимою, когда тут всё заносится снегом, жизнь должна быть весьма тяжела, и энергия астрономов поддерживается только любознательностью и беззаветною любовью к науке.

Снимок Луны.

Застоявшиеся лошади с места пошли полною рысью, тем более, что дорога теперь была всё под гору. Однако, эта бешеная езда была не совсем безопасна, потому что, как уже упомянуто выше, дорога не ограждена, и я ежеминутно, особенно на поворотах, боялся, как бы экипаж с лошадьми и седоками не полетел с кручи. По этому поводу я сказал кучеру, чтобы он быль осторожнее и сдерживал лошадей, по крайней мере, на поворотах, но мои замечания ему не понравились, и он возразил, что не первый уже раз совершает этот спуск, а я, вероятно, не знаком с ловкостью американских лошадей. Благодаря Бога все обошлось благополучно, и через какие-нибудь полтора часа мы прибыли уже в «Halfway house», где переменили лошадей, а ночью добрались и до Сан-Хосе́. Дорогою мы нагнали небольшой парный экипаж, владелец которого поддерживает ежедневное сообщение обсерватории с городом и доставляет почту. Только зимою, во время снежных метелей, правильное сообщение приостанавливается иногда на несколько дней. За доставку почты обсерватория платит ежегодно 500 долларов.