За нами Москва. Записки офицера - [74]

(«История Великой Отечественной войны»).

Вспоминая эти дни, член Военного Совета армии генерал А. А. Лобачев в своей книге «Трудными дорогами» пишет: «Всего лишь неделю у нас воевала 316-я дивизия, но как воевала! Даже самые, казалось бы, непосильные задачи панфиловцы выполняли хладнокровно, без жалоб на трудности, без тени растерянности».

Однако брешь в центре боевого порядка дивизии оказалась непоправимой. «Противник силою до четырех пп (пехотных полков. — Б. М.-у. ) и до ста танков к исходу 27 октября овладел рубежом Ивановск, Волоколамск, Возминское, Жданово»¹⁶, — доносил Панфилов командующему армией.

Сдача Волоколамска очень тяжело переживалась Панфиловым. Правда, противник в боях на подступах к городу, а также за город понес большие потери как в живой силе, так и в технике. Мы потушили его наступательный порыв, сорвали планы «завтракать в Волоколамске, ужинать в Москве», и он вынужден был остановиться на целый месяц, чтобы привести себя в порядок и подтянуть глубокие резервы.

Газета «Известия» 5 ноября писала: «Поистине героически дерутся бойцы и командиры Панфилова. При явном численном перевесе в дни самых жестоких атак немцы смогли продвинуться вперед только на полтора километра в сутки. Эти полтора километра дались им очень дорогой ценой — земля буквально сочилась кровью фашистских солдат».

И все же Волоколамск был сдан.

Генерал А. А. Лобачев вспоминает:

«Через два дня к нам прибыла комиссия из штаба Западного фронта. По заданию Ставки она расследовала причины сдачи Волоколамска. Комиссии предъявлены приказы Военного Совета армии, планы, оперативные документы, карты.

— Мы не приказывали сдавать Волоколамск, — говорил Рокоссовский.

— Но вы не создали для его защиты резервов ни в армии, ни в дивизиях, — заметил председатель комиссии.

— Откуда их взять?

— За счет кавалерийской группы.

— Это невозможно. В группе Доватора две дивизии по пятьсот сабель каждая и участок фронта протяжением в тридцать километров. Взять что-либо — значило оголить правый фланг армии.

— Но ведь противник там активности не проявлял?

— И все же мы не могли оставить рубеж Московского моря без защиты.

— Почему не оставили в резерве курсантский полк?

— У курсантского полка фронт в двадцать один километр, — ответил Рокоссовский. — Можно, конечно, было создать резерв за счет ослабления правого фланга. Я не имел права так поступить.

Приехал И. В. Панфилов. Комиссия пригласила его для объяснения. Мы заявили, что вся наша армия гордится этим соединением: генерал Панфилов большего сделать не мог.

— Я тверд в своем убеждении, — сказал Панфилов, — что сдача Волоколамска — это не утрата стойкости у бойцов. Люди стояли насмерть.

— И все же, — сказал председатель комиссии Панфилову,— вы имели категорическое указание Военного Совета армии удержать Волоколамск, а вы его сдали...

Это был тяжелый разговор, хотя все понимали, что Ставка не может спокойно смотреть, как войска отступают и сдают врагу на подступах к Москве город за городом. Ставка требовала стойкости. В результате упорной обороны, стойкости наших войск наступление противника было приостановлено на всем западном направлении. Выиграв время, высшее командование Красной Армии получило возможность подтянуть и сосредоточить глубокие резервы для последующих и решающих сражений на ближних подступах к Москве. В числе других войск на волоколамском направлении особо отличилась 316-я стрелковая дивизия под командованием генерала И. В. Панфилова.

Противник в предыдущих боях тоже изрядно потрепал и наши части. Пополнения или подкрепления пока еще не прибывали. Наши войска не смогли предпринять каких- либо серьезных контратак или наступления для восстановления утраченного положения в районе Волоколамска. Отбивая атаки противника, части дивизии заняли оборону и закрепились на фронте Ефремова, Ченцов, высоты «251,0», Нелидова, разъездов Дубосеково, Ширяево. На этом рубеже с 28 октября по 16 ноября 1941 года бои носили позиционный характер.

Генерал Панфилов, как и раньше, часто навещал полки и батальоны, иногда бывал в ротах и взводах, на основных и более вероятных направлениях наступления противника, осматривал оборонительные сооружения, беседовал с людьми, изучал условия местности, вносил коррективы в наши планы, уточнял, советовал.

Наш батальон закрепился в районе Ефремово в непосредственном соприкосновении с противником, прикрывая правый фланг полка Шехтмана. Узнав, что в полк прибыл генерал Панфилов, я поехал в Строково, где был расположен штаб полка.

— Почему вы приехали? Кто вам разрешил приехать сюда без моего разрешения? — обрушился на меня Шехтман.

— Командир батальона приехал ко мне, а не к вам, — прервал Шехтмана генерал Панфилов.

— Да, я приехал к вам, товарищ генерал, услышав, что вы здесь.

— Но как же? Бросили батальон... — не унимался Шехтман.

— Батальона он никогда не бросал, а вот вы...

— Товарищ генерал, он...

— Потрудитесь молчать, когда я говорю! — окончательно пресек Шехтмана генерал.

Я доложил генералу, что наш батальон был в полку на положении пасынка у плохого отчима. Мы терпели неоправданные трудности, командир же полка не оказывал нам никакой помощи, наоборот, приказывал выполнять невыполнимое. Несмотря на все это, батальон не пал духом и с честью выполнил свой боевой долг. Панфилов сосредоточенно смотрел на карту, слушал меня не перебивая. Когда я кончил доклад, генерал спросил у комиссара полка: