За кулисами диверсий - [22]

Амальрик писал для западных советологов. Об этом говорит он сам. Кто же они, эти советологи?

В 1971 году все тот же «Фонд Герцена» издал брошюру «Андрей Амальрик. Письма и статьи». В ней 90 страниц текста малого формата. В брошюру вошли все произведения «историка», включая и его заявления в местную милицию. Понятно, что «Фонд» пытался всеми силами создать «паблисити» своему подопечному и поэтому не очень–то разобрался в его «публицистических» экзерсисах. В брошюру была включена статья «Иностранные корреспонденты в Москве». В ней говорится, что за семь лет общения с иностранными корреспондентами Амальрик пришел к выводу: некоторые из них не занимаются журналистской работой по сбору объективной информации, а фабрикуют у себя на дому бессодержательные, но полные многозначительных намеков и недомолвок антисоветские статьи, называя себя советологами. Их задача, сообщает Амальрик, пройти за свой корреспондентский срок практику и вновь, не выучив ни единого русского слова, не поговорив ни с одним русским, удалиться на Запад для продолжения карьеры в качестве советологов. Советологи, скрывающиеся под маской журналистов, сами себя запугали разговорами о «вездесущей советской тайной полиции» и боятся высунуть нос из московской 1 квартиры, а в каждом советском человеке, который к ним обращается, видят агента КГБ. «Даже меня, — пишет Амальрик, — несколько раз объявляли агентом».

Но вернемся к отношениям Амальрика с «советологами».

После того как студенту–недоучке приклеили на Западе ярлык «выдающегося русского историка и публициста», его стали сознательно подталкивать к совершению уголовного преступления. Амальрику предложили написать нечто «фундаментальное», подбросив тезисы уже упоминавшейся нами брошюры, которая обливала грязью страну и народ, предрекала им скорую гибель, подстрекала к войне. Оформленные в виде «идей политической оппозиции в СССР», у которых появился конкретный автор, эти тезисы были с помпой опубликованы в виде брошюры за пределами СССР на деньги из специальных ассигнований. Из Нью—Йорка в Москву был прислан специальный корреспондент, чтобы запечатлеть для американской публики «великого историка всех времен и народов». Но реакция советских властей на всю эту серию операций оставила в недоумении «советологов». «Вы только почитайте, что пишет Амальрик, а его до сих Пор не арестовали, — удивлялась газета «Вашингтон ивнинг стар», — Не иначе, Амальрик — агент советской тайной полиции».

Спектакль о «преследовании интеллектуалов в СССР» явно не получился. Амальрику передали тогда изданные за границей экземпляры его брошюры и поручили нелегально распространить в СССР. Он не только взялся за это дело, но и пытался привлечь других, обещая им деньги и славу. Таким образом, от сочинения клеветнических материалов Амальрик перешел к нелегальной деятельности по их распространению, стал искать и привлекать сообщников.

Амальрика арестовали. Суд признал его виновным в распространении заведомо ложных измышлений, которые порочат советский государственный и общественный строй, и лишил в соответствии с уголовным законом на три года свободы.

Но и на этом «советологи» не оставили свою Креатуру в покое. Они посулйли Амальрику прислать приглашение в Гарвардский университет читать лекции по русской истории, если он продолжит свою подрывную работу. Тот снова поддался на провокацию и начал вести антисоветскую деятельность среди отбывающих наказание. Он клеветал на советский народ, глумился над памятью тех, кто погиб в войне с фашизмом.

Вновь над Амальриком состоялся суд. Процесс проходил с полным соблюдением законности. Были заслушаны показания более двадцати свидетелей. Амальрика защищал приглашенный им и его женой адвокат…

Кстати, напомним, что в своем заключительном слове Амальрик сказал на суде, что пересмотрел свои взгляды и понял, что был не прав в оценке советской действительности…

Такова история с «говорящей рыбой».

Рассказывая об Амальрике, мы снова хотели бы еще привести свидетельства А. А. Петрова—Агатова. Как и Буковского, он хорошо знал Амальрика, много раз встречался с ним и сообщил некоторые подробности об этой «исторической» личности, которые то ли по незнанию, то ли из–за деликатности не доводили до сведения широкого круга читателей западные средства информации. Мы рассказывали о том, что судьба Петрова—Агатова запутана и драматична. Но кто может бросить камень в человека, осознавшего свои тяжелые проступки перед страной, где родился, и перед народом, из лона которого вышел? И если радиостанция «Свобода», энтээсовские журналы и другие махровые антисоветские издания, захлебываясь от «благородного» негодования, на чем свет поносили А. Петрова—Агатова, называя его «отступником, предавшим своих солагерников», можно не сомневаться, что выбор между добром и злом был сделан им правильно.

Небезынтересно отметить и то обстоятельство, что через весьма небольшой промежуток времени некоторые из антисоветских рупоров на Западе вдруг неожиданно сменили гнев на милость, пытаясь убедить общественное мнение в том, что, мол, этот человек ни с кем из «диссидентов» очень близко знаком не был, в исправительно–трудовом учреждении оказался «случайно» и вообще не «тот, за кого себя выдает». Тут уж настала очередь возмутиться Александру Александровичу. «Мне трудно было ожидать приятных слов в свой адрес, особенно от радиостанции «Свобода», которая не только постоянно передавала мои стихи и прозу вперемежку с дифирамбами в мой адрес, но и держала вакансию для меня на самой радиостанции. Для нее мой отказ от иудиных тридцати сребреников оказался довольно чувствительным ударом. Отсюда и попытка обвинить меня во лжи сейчас. Но клянусь, в моих поступках не было лжи и корысти. Ослепление, гордыня, честолюбие, желание прославиться — вот та бездна, в которой гибнет человек и все человеческое в нем. Но ведь это не сразу поймешь. А если и поймешь, то не вдруг одолеешь притягательную силу этого зелья. Честолюбивый человек похож на кролика, ползущего в пасть удава. Немногие люди, страдающие врожденными духовными пороками, справляются с собой. Тем более, что рупоры идеологических служб Запада прилагают гигантские усилия для того, чтобы развратить человеческие души, поставить все и вся с ног на голову, фальсифицировать факты и события, превратить неучей в «интеллектуалов», психически больных в «светлых разумом», людей, мерзавцев в «образец нравственности». Вот и появляются, как пузыри на гнилом болоте, буковские, гинзбурги, амальрики — «узники совести», «поборники справедливости», «радетели за права человека». Какая чудовищная ложь! Ни сенсационные ограбления банков, ни кровавые преступления мафии не идут ни в какое сравнение с этими злодеяниями, рассчитанными на массовое, глобальное оболванивание душ человеческих. Сам страдавший целым рядом пороков и не изживший еще некоторые из них, но прозревший в суровых жизненных испытаниях, не без помощи, конечно, добрых и по–настоящему умных людей, я не могу не думать о всех людях без исключения, независимо от цвета кожи, социального положения и вероисповедания, о тех, кому должен рассказать правду. Правду о тех, которые являются узниками в прямом смысле, но не «совести», а бессовестности, и не «справедливости», а зла. Тем более, что время, в которое мы живем, чрезвычайно ответственное. Настолько ответственное, что если мы сегодня сделаем неправильный выбор, то можем оказаться последним поколением человечества. Я вижу свой долг в том, чтобы говорить правду, как бы она ни была горька, ибо только в правде, в борьбе за нее смысл жизни человеческой. Я не хотел выносить на страницы печати свой личный архив. Но меня обвинили во лжи…»