За краем Окольного - [46]

Гостёна не могла уйти, но Ута с Предславой простились с беседой и повели сестрича в Вальгардову избу. Ута с самого своего приезда жила там: от семьи ее стрыя Вальгарда в Варягине давным-давно никого не осталось, изба стояла пустая и служила для гостей. А теперь, когда Свенельдич увез в Киев двоих детей, Ута поселилась там втроем с Улебом и Свеней. Самым старшим и самым младшим из всего выводка, только их ей судьба и оставила.

Топить баню было уже поздно – стемнело давно, однако женщинам забот хватило: десять человек разместить, накормить. Любопытствовали, по какому случаю сестрич вдруг к ним заявился. Ута подумала, не померла ли старуха Сванхейд, но бодрый, оживленный вид гостя не обещал горестных вестей.

Не желая утомлять племянника, Ута собиралась подождать с расспросами до завтра. Но когда Берислав и пятеро его отроков – остальных забрала Предслава – сидел за Вальгардовым большим столом и ел кашу с солониной, не удержалась. Начала спрашивать: о Сванхейд, о Соколине и ее детях, о том, что слышно от его отца и сестер.

– А ты к нам не по невест ли приехал? – пошутил Улеб: новый брат ему тоже понравился, как всякий доброжелательный человек.

– Не по невест, но вроде того, – загадочно ответил Бер и отложил ложку. – Госпожа Сванхейд, бабка моя, – объявил он, повернувшись к Уте, – приказала, чтобы я привез к ней девушку по имени Мальфрид, нашу родственницу. Нам правду сказали, что ее держит в плену в дальней чаще ужасный колдун-оборотень?

* * *

Судимер перед расставанием немало тревожился, это было видно.

– В Будгоще не говори никому, куда ты собрался, – просил он Бера еще перед отъездом из Хольмгарда. – Хоть это и не их дело ныне, но все же помнят, что прежнего Князя-Медведя за девку убили, а он все-таки им сын…

– Я никому не собираюсь ничего говорить, – утешил его Бер. – Когда имеешь дело с колдунами, то чем меньше болтовни, тем надежнее. Я еще успею прославиться, когда вернусь с победой, девой и головой дракона… то есть медве… словом, чудовища.

– Какой головой! – испугался Судимер. – Я же тебе толковал – нельзя его трогать!

– Я пошутил! Я его не трону. Если только он не попытается меня убить.

Судимеру было рано возвращаться в Плесков: ему требовалось завершить кольцо, обойдя еще пять-шесть волостей между Шелонью и Чудским озером. А Беру, чтобы успеть обернуться туда и обратно, предстояло ехать прямо сейчас. Время для путешествия наступало самое неудачное: летом его можно было бы совершить по воде, зимой еще легче – на санях по льду. Но сейчас сочли за счастье, что успели пересечь Ильмень в лодьях. В Будгоще наняли лошадей.

У Бера было с собой десять отроков – ради чести и возможных дорожных превратностей. Несмотря на самую унылую и неприятную пору года, в путь он пустился охотно: юность радуется любой перемене, особенно сулящей приключения и славу. В Плескове он никогда еще не был и не знал никого из тамошней родни, хотя о многих был наслышан. Приятно будет повидать новые места, познакомиться с родичами. К тому же шла пора павечерниц, и немало места в мыслях Бера занимали еще незнакомые плесковские девы, с которыми он не состоял в родстве. А осенний ветер, холод, бьющий в лицо влажный снег девятнадцатилетнему парню в хорошей одежде и на добром коне были нипочем.

Судимер ходил несколько мрачный, опасаясь за последствия той застольной беседы. Он не мог скрывать от Сванхейд известия о ее родной правнучке, но тревожился, что не к добру все это дело с Малушей выплыло наружу. Шепотом проклинал «всех этих баб», сам толком не зная, кого имеет в виду. Оставалось надеяться на благоразумие Бера, который, хоть и имел склонность к лишней прямоте, все же был наделен должной осмотрительностью.

Уже на Шелони путников застала настоящая зима: часто шел снег и уже не таял, земля смерзлась, река покрылась снеговой кашей, густевшей с каждым днем и обещавшей скорый ледостав. Прибрежной тропой они добрались до междуречья Узы и Черехи. Летом здесь был волок, и тут пути дяди и племянника расходились: Беру отсюда предстояло ехать к Плескову прямой дорогой, а Судимеру – окольной.

– Ты поезжай в Варягино и там Уте все обскажи, – напутствовал князь племянника. – Она тебя на ум наставит.

– Я знаю, любезный мой вуюшко! – отвечал Бер. – Сперва идут к первой ведьме и у нее спрашивают дорогу к старшей сестре. Или я сказок мало слушал? Знаю, как быть.

– Уж больно прытка ваша порода варяжская, да немало из этого выходило беды! – вздыхал Судимер. – Сказок он слушал… Свенельдич тоже вот… знал, у кого дорогу спросить. Да по сей день из того леса не выберется!

Бер приподнял брови и только просвистел в ответ. О Мстиславе Свенельдиче он был наслышан, но сам его не знал и по обычаю молодых полагал, что его поколение будет половчее прежних.

Летом или по прочному санному пути заблудиться было бы негде: Череха впадает в Великую, а Великая ведет прямо к Варягино. Но сейчас приходилось ехать берегом и в каждом жилом месте просить отрока в проводники: без помощи местных Бер не нашел бы занесенные тропки. Из-за снегопадов продвигались шагом, бывало, что за день проделывали едва половину обычного перехода, а то и меньше. Нередко приходилось пережидать до утра в какой-нибудь веси из двух-трех избушек, потому что довести до следующей засветло хозяева не брались.