За краем Окольного - [23]

Дойдя до этого места, Малуша вдруг смутилась: все было почти как у них вчера. Но Князь-Медведь еще не знал, что будет дальше, а она знала…

– Принял ее Князь-Ме… о, ну, Сигмунд, я хотела сказать. Сели они за стол, и он подумал, что это очень красивая и ладная женщина… – Малуша невольно понизила голос, как будто ей приходилось хвалить саму себя. – И пока они ели, он все на нее смотрел. А потом он сказал, что хотел бы, чтобы у них была одна постель на эту ночь, если она согласна. И она согласилась, и провела она у него в доме три ночи, и все между ними было так же. Потом Сигне вернулась к себе домой и опять поменялась с колдуньей обличьями. А потом у нее родился сын. Был он больше любого младенца, крепкий и сильный. Это потому что всей своей кровью он был из рода Вёльсунга, по отцу и по матери, и превосходил всех людей…

Малуша запнулась, вдруг подумав о своем ребенке. Они со Святославом были не так близки по родству, как те брат и сестра. Ее бабка, Мальфрид, по которой Малуша получила имя, приходилась родной сестрой Ингвару, Святославову отцу. То есть она Святославу двоюродная племянница. Будь каждый из них на одно поколение младше, брак между ними был бы допустим. Но этот позор содержит в себе и преимущество: ребенок от их связи будет и по отцу, и по матери происходить из рода Олегова.

Князь-Медведь поднял голову и взглянул на нее сквозь прорези, словно спрашивая: что ты замолчала?

– А что если она знала? – медленно выговорила Малуша, обращаясь не столько к нему, сколько к своим мыслям.

– Да уж конечно знала, – уверенно ответил Князь-Медведь. – Она ж поняла, что от того змея поползучего, мужа ее, доброго приплоду не будет. Вот и сделала, чтобы от доброго семени сына принести.

– Я про Эльгу. Она тоже знала, что от меня и… И такой сын будет сильнее, чем те двое… В нем кровь Олегова будет густа, как вино, а у тех двоих, сынков Прияны и вуйки моей Горяны, жидка, как вода. Но они – от вольных матерей, водимых жен… Они старшие. Она боится за них. Потому и хотела меня с белого света сжить. Чтобы у меня не родился такой сын, что тех двух во всем превзойдет.

Малуша молчала, заново потрясенная полным пониманием своего положения. Вот в чем дело. Кровь ее будущего сына – не позор. То, что они сотворили, запрещено для обычных людей, но так поступали те люди, которым сам Святослав стремится подражать. Величайшие воины древних времен. Этого ребенка, которому только через полгода настанет срок родиться, уже сейчас боится сама княгиня Эльга! Потому что он будет вдвое сильнее любого из ныне живущих отпрысков Олегова рода – и ее самой, и двух ее старших внуков. И если уж она не решилась, как бестрепетная Сигне, пролить родную кровь, то попыталась лишить этого ребенка имени. Родись он сыном какого-нибудь Нежаты Милонежича – никому он не будет страшен.

Пока не явит себя однажды, сбросив чужие шкуры… У Малфы даже дух перехватило – ей мерещился витязь, под чьей поступью содрогаются облака…

Князь-Медведь молчал, но она чувствовала, что он внимательно ее разглядывает.

– Я не вернусь к ним, – наконец сказала Малуша, тихо, но с нерушимой убежденностью. – Я останусь… я хочу остаться. – Она подалась к Князю-Медведю. – Ты позволишь мне здесь пожить, пока мой сын не родится? Прошу тебя! – Она стиснула руки в мольбе. – Здесь его никто не посмеет тронуть. Здесь он появится на свет внуком Олеговым, а не каким-нибудь…

– Здесь он родится сыном медведя… – медленно выговорил хозяин. – Сыном Нави.

– И пусть! Сигмунд с сестричем-сыном его тоже волчьи шкуры носили и в чаще людей разрывали, как звери. А потом у Сигмунда был другой сын, от новой жены, его звали Сигурд, он тоже был великим воином, и он о себе говорил: «Я зверь благородный». И говорил, что нет у него ни отца, ни матери. А он был величайшим из людей! Я хочу, чтобы мой сын тоже был величайшим из людей! Хочу, чтобы Навь его вырастила. Очистила, как земля, и силой наделила. Тогда никто не станет его попрекать и все будут почитать кровь Олега Вещего в нем!

– На легкую ли жизнь ты его обрекаешь?

В голосе Князя-Медведя Малуше послышалась насмешка, но это не могло ее смутить.

– Кто легко живет, тому славы не видать! Я соткала для себя и для него сильную судьбу. – Она показала на свой тонкий белый поясок. – Нити для него спряла на золотом веретене Зари. Нам только укрытие нужно, пока он не родится и в силу не войдет. Лет до десяти. А потом все увидят, что рожден он не на позор, а на великую честь и славу!

«Ну а если не выйдет, – подумала она, – если погубит его злоба людская, то сам Один за телом его придет и заберет в свои палаты небесные!»

– До десяти лет я не могу. – Князь-Медведь качнул головой. – У меня тут жены больше года не живут, не положено так. Да и год живет только та, что мое дитя носит. Но коли Бура-баба тебя сюда послала…

Он, похоже, был в раздумьях. Такому, как он, постоянной семьей обзаводиться не положено – к нему приходят за благословением и уходят, его получив. Жить с ним дольше позволено только матери следующего Князя-Медведя, преемника. Эльге когда-то предлагали эту честь, но она ее отвергла, не постеснялась даже призвать на помощь чужих мужчин, вооруженных острым железом. А Малуша готова умолять, чтобы ей дозволили занять место, отвергнутое ее старшей родственницей. Но она в беде, а Бура-баба сказала, что только здесь она сможет вырастить добрую судьбу…