За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные - [9]
Суть спора в другом: какие типы сознания существуют в природе и кто из них нам ближе?
Тут мы вступаем на весьма опасную дорогу, но, если идти по ней с оглядкой, оно того стоит. «С оглядкой» означает: мы с самого начала не собираемся делать предположения о том, что одни животные разумны, а другие нет, что мы похожи или непохожи. Можно изначально предположить что-то не то, а потом веками стучаться не в ту дверь. Чтобы этого избежать, надо оперировать объективными знаниями и идти за ними.
В V веке до нашей эры греческий философ-софист Протагор изрек свой знаменитый тезис о том, что «человек есть мера всех вещей». Другими словами, дал нам право спрашивать у всего остального мира: «А вы, собственно, кто такие и зачем?» Мы полагаем, что весь мир скроен под нас, по нашей мерке, а все остальное либо укладывается в нее, либо нет. Такая предпосылка заставляет не обращать внимания на множество вещей. Черты, которые «превращают человека в человека» – способность к эмпатии и общению, способность переживать и чувствовать горе, способность изготовлять орудия труда и прочее, – можно в той или иной степени обнаружить в окружающем мире у организмов с совершенно отличными от нашего типами сознания. Все позвоночные (рыбы, земноводные, рептилии, птицы и млекопитающие) обладают сходным по строению скелетом, основными внутренними органами, нервной и эндокринной системами и инстинктами. Если воспользоваться аналогией с автомобилями, у каждой машины независимо от марки и модели должен быть двигатель, мост с подвеской, четыре колеса, дверцы, сиденья, а вот по части конфигурации кузова, габаритов и каких-то внутренних особенностей возможны варианты. Так и у нас с животными: есть базовое сходство и внешние отличия, которые большинству из нас почему-то бросаются в глаза в первую очередь. Но ведь неопытного покупателя автомобиля в первую очередь интересует экстерьер его первого «стального коня»: цвет, размер, форма кузова.
Мы говорим «человек и животные», словно в жизни присутствует только такая дихотомия: мы и не мы, мы и все остальные. А потом сами учим слонов таскать бревна из джунглей или ходить на задних лапах по манежу; гоняем лабораторных крыс по лабиринтам, чтобы выяснить кое-что о своих когнитивных способностях; заставляем голубей тыкать клювами в мишени, постигая таким образом основы психологии; изучаем мух-дрозофил, чтобы понять, как устроена наша ДНК; прививаем подопытным мартышкам смертельные болезни, чтобы найти с их помощью лекарства для себя. В построенных нами городах и жилищах собаки превратились в защитников и поводырей для тех, кто может видеть свет только глазами четвероногого друга. Но, несмотря на всю нашу близость, мы продолжаем неуверенно талдычить, что «они же не люди, а животные, они не такие, как мы», хотя мы и есть животные. Что это, как не результат исходного недопонимания? Сейчас у нас есть шанс вернуться к истоку. Этим мы и займемся. Итак, в путь!
Стоит затронуть такие темы, как «сознание», «понимание», «разум», «умственные способности», «эмоции», как с ужасом приходится признать отсутствие общепринятых формулировок и определений. Среди ученых, работающих в этой области, разгораются ожесточенные споры не из-за разных точек зрения на один и тот же предмет, а из-за того, что под одним и тем же словом они понимают совершенно разные вещи. Возникает глубинное недопонимание. Как герои известной притчи о слепцах и слоне, философы, психологи, натуралисты-экологи и нейробиологи вслепую ощупывают и в меру своего понимания описывают разные части одного и того же огромного совокупного явления. И никак не могут договориться между собой. Но в этой невеселой ситуации у нас есть выход: мы можем вынырнуть из-под темных академических сводов, где нам ничего не светит, на вольный воздух и на просторе подумать обо всем самостоятельно.
Для начала уточним формулировки.
Начнем с определения сознания. За отправную точку стоит принять концепцию Кристофа Коха, директора Сиэтлского института Аллена по изучению мозга. Будучи нейробиологом, под сознанием он понимает способность что-либо ощущать. Допустим, порез на ноге. Это физическое воздействие на организм. Если порез причиняет боль, перед нами сознательное существо. Проще некуда. Та часть организма, которая знает, что порез болит, то есть отвечает за способность знать и чувствовать, – это мозг. Способность чувственного восприятия, соответственно, называется чувствительностью. Человек, птица, насекомое, двустворчатый моллюск, медуза и растение обладают чувствительностью, но степень ее в этом ряду идет по регрессирующей шкале: от чрезвычайно сложной у человека до практически нулевой у растения. Под когнитивными способностями понимают способность воспринимать и усваивать знания, а также способность к пониманию. Мышление – это процесс оценки или учета того, что было воспринято. Как всегда, когда речь идет о живых организмах, мышление следует рассматривать в виде широкой по разбросу шкалы. Выражение «оценивать и учитывать то, что было воспринято» вполне применимо для описания процесса в мозгу ягуара, когда он прикидывает, как лучше сзади подобраться к осторожной свинке-пекари, или того, что творится в голове у лучника, целящегося в центр мишени, или раздумий девицы, которой только что сделали предложение руки и сердца.
В этой книге известный американский эколог и зоолог Карл Сафина отправляется в путешествие вслед за альбатросами в надежде, что они откроют ему свой мир. Проводником в путешествии становится вполне реальный альбатрос по кличке Амелия. На наших глазах разворачивается драматичная и поэтическая история борьбы и надежды, исключительной выносливости и жизненной стойкости. Стремясь узнать больше об альбатросах, попутно автор знакомится со многими представителями дикой природы, обитающими в океане. Сафине удается не просто увидеть мир, в котором они живут, но и взглянуть на него их глазами.
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.