За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные - [26]

Впереди происходит какая-то заварушка.

– Видите, Фелисити отпихивает того самца?

Я ничего не могу разобрать в клубах пыли и круговерти серых тел.

– Она хочет разогнать мальчишник, потому что они перекрыли дорогу ее семье.

Молодой слон покачивающейся развязной походкой приближается к Фелисити. Они знакомы. Он часто околачивается по соседству. Сейчас ему требуется доказать собственное превосходство, поэтому он пытается слегка толкнуть матриарха.

Слониха угрожающе оборачивается.

Юнец отступает, но, быстро оценив, что в свои двадцать лет уже догнал Фелисити по габаритам, переходит в наступление.

Она несколько испугана, но, хоть и решает отойти, чтобы не обострять ситуацию, чувствует себя достаточно уверенно и поворачивается к нахалу спиной.

Взрослые самки этих юнцов не любят, объясняет Вики.

– Они вечно путаются под ногами. От них сплошной шум. В своих потасовках они могут случайно придавить слонят. Самкам и детенышам все это ни к чему, им нужен покой. В общем, женскому коллективу они действуют на нервы.

Получается, молодежь развоевалась, Фелисити решила зачинщика приструнить, тогда он ей напомнил, что он хоть и молодой, да ранний, с нее ростом.

– Честно говоря, я не понимаю, как она это проглотила, – пожимает плечами Вики. – Другая бы ему этого не спустила.

Правда, другой самец тоже бы повел себя иначе. Синтия как-то приметила юного слона, которого назвала Томом. Он, похоже, учился жить с мыслью о том, что из всех членов своего клана он самый крупный. Не успел Том прилечь отдохнуть, как малютка Тао тут же попыталась на него вскарабкаться. Тому оставалось только ерзать и отбрыкиваться, и, очевидно, он взбрыкнул чуть сильнее, чем нужно. Обиженная Тао помчалась к матери, Таллуле, жаловаться. Том поплелся за ней и улегся рядом с Тао навзничь, словно приглашая ее лазить по себе сколько хочется, что она немедленно и проделала. А еще Синтия видела, как огромный взрослый слон опустился на землю, подогнув передние ноги и вытянув задние, как будто пытался уговорить значительно более мелкого слоника подойти поближе и поиграть. Стоило гиганту прилечь, как малец потрусил к нему. Большому удалось убедить маленького, что он не причинит ему вреда при возне, что он искренне хочет поиграть. Судя по всему, он действительно этого хотел.

Фелисити, величественная, исполненная достоинства, разворачивается к нам. Прежде чем погрузиться в болотную жижу, она останавливается покормить дочурку. Кормящим слонихам требуется ежедневный водопой, но, по словам Вики, мамаши предпочитают сперва выдать малышам «детское питание», чтобы потом целый день плескаться, потому что кормить ребенка, стоя по брюхо в воде, довольно сложно.

Оцените ход рассуждений. Это взвешенное, ситуационно обусловленное решение.

Возвращаясь к ранее заданному мною вопросу, давайте подумаем, что движет слонихой, когда она кормит детеныша? Инстинкт? Любовь? Может, любовь – это проявление инстинкта? Или кормление приносит ей некое физиологическое облегчение, как, скажем, почесывание?

Воспитание потомства требует напряженного родительского участия и нормирования еды. Но трудности должны окупаться какими-то добрыми чувствами. Если мать не испытывает удовольствия при выполнении ежедневных сложных обязанностей – в первую очередь она добровольно бросается кормить-поить детеныша, а собственные потребности в еде и воде удовлетворяет потом, – тогда что ею движет? Что, как не любовь, побуждает ее заботиться о малыше?

Авторы книги «Когда слоны плачут» Джеффри Мусайефф Мэйсон и Сьюзан МакКарти напоминают нам, что, задавшись вопросом, любит ли мамаша-шимпанзе свое дитя, можно с тем же успехом подойти на улице к первому встретившемуся человеку и спросить, любит ли он или она своего ребенка. «В ответ мы услышим „да“, но как проверить, что человек говорит правду? И вообще, откуда мы знаем, что именно вкладывает человек в понятие „любовь“?»

Самка шимпанзе, которая кормит, баюкает, тискает и защищает своего детеныша, или бурая медведица, которая (я сам это видел!), взвалив троих медвежат на спину, волочет их на себе добрых полтора километра, чтобы спрятать от бродящего в округе самца, действуют сообразно своим инстинктам. Но не тот ли самый инстинкт велит новоиспеченной матери, когда ей показывают новорожденного, виться «над ребенком как орлица над орленком»? Разумеется, тот же. И ей, и всем остальным.

Любовь к произведенному на свет ребенку диктуется не рассудком, а инстинктом. Организм сообразно ситуации выбрасывает в кровь гормоны, а гормоны включают эмоции. Они включают и автоматические функции, например рефлекс молокоотделения, но женщина, прикладывая дитя к груди, безусловно, испытывает любовь. Любовь – чувство, которое стимулирует поведение: стремление накормить, защитить. И в физиологической природе этого чувства нет ничего постыдного. Ореол любви не тускнеет оттого, что организм черпает ее из глубинных древних источников на клеточном уровне. Вряд ли стоит дополнительно теоретизировать по поводу способности новорожденных мгновенно внушать к себе любовь. Их надо, не задумываясь, холить и лелеять. Тем более что большинство младенцев обязаны своим существованием победе инстинкта над рацио.