За гранью безумия - [61]

– Что сберечь хочешь? Печать или мужа?

Бабка сердито отвернулась от неё и заковыляла к выходу. Сильвер исподлобья следил за ней, положив голову на лапы.

– Чему вас только в школе учат, – обернувшись, совсем уж непоследовательно молвила Шагаиха и погрозила Зинке клюкой.

– Постойте, бабушка! – спохватилась Зинаида. – Антонина Сергеевна!

– Ну?

– Вы, я вижу, что-то знаете… Скажите мне, что с ним? Скажите, пожалуйста… С Матвеем неладно что-то совсем…

Бабка беззвучно зашевелила губами, точно задумавшись.

– Может, и скажу. Ты его к жизни верни сначала. А вот если почувствуешь, что он не весь вернулся, ко мне приди.

– Как это – не весь?.. – совсем упавшим, полным отчаяния голосом переспросила Зинка в спину снова отвернувшейся от неё старухи. Но та не хотела больше разговаривать, да так и ушла прочь со двора – согнув спину и что-то бормоча себе под нос.

2

Середина лета этого года выдались для Акуловых совсем тяжёлой. Погода установилась хуже некуда – каждый день за сорок градусов, без единого дождика. По ночам частенько налетали грозовые тучи, но то были грозы сухие, они не проливались на исстрадавшуюся, иссушенную землю влагой и не приносили с собой желанной ночной прохлады. Матвей не вставал с постели никуда, кроме как в туалет, до самого новолуния, то есть ровно две недели. На Зинаиду легла вся тяжесть домашнего хозяйства, включая ежедневный полив практически всего огорода, плюс уход за больным мужем. С такими нагрузками она измоталась вконец, по вечерам просто валилась с ног от усталости и часто забывалась сном, стоило лишь присесть на стул…

Все рекомендации Шагаихи она исполнила скрупулёзно. Капельницу из дома Костроминых выкрала в первую же ночь, там же нашла ёмкости с пятипроцентным раствором глюкозы и с физраствором. Каких усилий и скольких нервов ей стоила эта акция, знал один только бог на небе. Помимо того, что она смертельно боялась быть замеченной односельчанами, в темноте чужой избы ей по всем углам мстились притаившиеся призраки хозяев, и она чуть не ежесекундно ожидала мертвящего ледяного прикосновения…

Следствие по факту смерти Костроминых завершилось примерно в эти же сроки, за две недели. Экспертиза установила, что Андрей скончался вследствие профузного уретрального кровотечения. Причина смерти Екатерины была более очевидной. Полиция пришла к выводу, что разгневанная жена, застукав мужа с любовницей в чужой бане, принялась лупить обоих кочергой, которая нашлась потом за окном. Причём любовнице удалось скрыться, а мужу досталось кочергой по яйцам, отчего он впоследствии и умер, но прежде успел, видимо в состоянии аффекта, голыми руками вырвать горло у своей спутницы жизни. Учитывая тот факт, что на руках Костромина не было обнаружено ни капли крови, было бы логичнее предположить, что жену завалила сбежавшая любовница, но вычислить её всё равно не представлялось возможным, да и кому стало бы лучше от лишнего «глухаря» на их территории?

Начиная с шестого июля Матвей Акулов стал потихоньку выходить на улицу. В основном по вечерам, на закате, когда на улице становилось не слишком жарко. Присев на завалинке, он подолгу с тоской смотрел куда-то в сторону леса, не замечая туч мошки́, нещадно кусавшей его лицо, шею и руки. В один из таких вечеров зашёл Олег Бердач с бутылкой дорогущего коньяка, но Матвей коньяком не соблазнился и равнодушно послал Бердача куда подальше. Измученная жена искренне верила, что он просто нуждается в свежем воздухе, и старалась не трогать его в эти минуты.

А самому Матвею весь мир вокруг казался пустым и блёклым. Повсюду бродили никчёмные люди-тени, бестолково суетились в бесплодных делах. Голоса их доносились до него как будто издалека невнятные, приглушённые, и часто он подолгу не мог понять, с чем к нему обращается тот или иной мимолётный собеседник.

На все Зинкины расспросы он ответил только, что снова заблудился в тайге и долго скитался по распаренному жарой лесу, пока ему неожиданно не стало совсем худо.

Четырнадцатого июля он окреп настолько, что собрал остатки воли в кулак и отправился к вдове Прохоровой. Но та давно наняла другого работника, и он ушёл ни с чем. Стал понемногу помогать жене в хозяйстве, взял на себя полив, и та, бедная, не могла нарадоваться таким подвижкам. Насколько хватало сил, она старалась быть ласковой с мужем, и тот иногда выдавливал из себя в ответ кривую улыбку. В постели Матвей оставался холоден и равнодушен, но Зинка и не чувствовала в себе особых сил заводить его, слишком велика была ежедневная усталость, к тому же по ночам у неё теперь частенько болело сердце.

С приближением очередного полнолуния активность Матвея стала заметно возрастать. Он наконец-то переколол дрова, напиленные ещё весной, сам сложил их в дровяник. Подправил забор, сколотил новую лестницу на чердак, перебрал забарахливший генератор. Со стороны он мог показаться уже почти нормальным… Правда, иногда прямо в процессе работы он замирал неподвижно на несколько секунд, точно прислушиваясь к чему-то неизмеримо далёкому, да ещё время от времени вдруг осторожно, с опаской, прикасался к какому-нибудь предмету или дереву, или дверному косяку. Однажды он так дотронулся до Зинкиной руки и тут же виновато улыбнулся и попросил её о чём-то несущественном. Правда же заключалась в том, что иногда ему требовалось убедиться, что мир вокруг него до сих пор ещё осязаем.