За голубым порогом - [3]

Можно было предвидеть, что моя непреодолимая страсть к блужданиям в воде примет на Японском море невиданные размеры. Николай заранее, еще в Москве, произносил речи о рабочей дисциплине и необходимости строго придерживаться намеченных сроков работы.

* * *

Зеленые, мутные валы идут на приступ песчаного берега.

Пляж упирается в скалистые обрывы, мысами выходящие вперед, в море. На тонком белом песке лежат створки раковин величиной с блюдце, сухие клешни и панцири крабов, толстые темные валы — выбросы морской травы зостеры. Легкие облака стремительно несутся по чисто умытому, яркому

небу. Соленый, пахнущий водорослями ветер треплет волосы и оставляет на губах вкус моря.

Это одна из бухт Уссурийского залива в Японском море. Мы только сегодня утром сошли с поезда, девять дней и ночей бежавшего по громадной нашей стране, и еще не опомнились от бесконечной смены степей и гор, березовых колков и распаханных до горизонта полей, мелькания сел и городов, станций и полустанков, разъездов, туннелей, мостов и рек.

Во Владивостоке нас встретили друзья. Сразу же выяснились два обстоятельства: во-первых, наши ящики с экспедиционным оборудованием прибудут только через три или четыре дня, а во-вторых, на берег Уссурийского залива сейчас пойдет машина, Мои ласты, маска и трубка были в рюкзаке. Не прошло и часа после приезда, как мы пронеслись по Владивостоку и оказались за его пределами, так почти и не увидев города.

И вот перед нами распахнулась просторная, пустынная бухта Шамора. Наступила долгожданная минута первой встречи с незнакомым морем. Но все было совсем не так, как представлялось еще вчера. Где кристальной чистоты вода, где яркие морские звезды, лежащие на золотом песке, где мрачные подводные утесы, в расщелинах которых извиваются щупальца осьминогов?

За широкой каймой прибоя виднеется вдалеке яркая, синяя и чистая вода над глубинами. Чтобы попасть туда, надо прорваться через заслон высоких, тяжелых волн. Выждав момент, бегу вслед за отступающим, разбившимся о берег валом и ныряю в кипение пены у основания следующей волны, каждую минуту ожидая столкновения с дном.

Вода очень мутная. На всякий случай держу полусогнутые руки перед лицом, чтобы защитить его от неожиданного удара о камень или о песок дна. На расстоянии полуметра все тонет в тумане. Надо скорее пробиваться туда, где глубже. Энергично работаю ластами, и вдруг что-то липкое, эластичное обвивает руки, сковывает движение ног. Это пряди морской травы, ее листья достигают двух метров длины. Они легко рвутся поодиночке, но когда их много, получается крепкий и скользкий жгут.

Волны с размаху кидают меня в гущу травы. Голову облепили листья, они сдергивают маску с лица, вырывают изо рта загубник дыхательной трубки.

По сравнению с черноморской вода кажется обжигающе соленой. От нее першит в горле, пощипывает глаза. Здесь, в Японском море, почти океанская соленость — около 35 промилле (то есть в каждом литре воды содержится 35 граммов различных солей). У берегов Приморья соленость немного ниже — 30–32 промилле, но этого вполне достаточно, чтобы почувствовать разницу между водой Японского и водой Черного моря, где соленость всего 18 промилле.

Ослепленная, задыхаясь, я встаю на ноги. Глубина около метра. Не успеваю отдышаться, как большая волна бьет в спину и бросает меня на дно. В опасной близости к стеклу маски у самого лица проносится песчаная площадка, усыпанная битой ракушей. В следующий момент волна поднимает меня на гребень и опять кидает в заросли травы.

То плывя, то идя по неровному дну, раздвигая руками густые травяные стены, стараюсь пробиться вперед. Через несколько десятков метров заросли кончились. Теперь дно покрыто крупными камнями, обросшими короткими, жесткими водорослями. Ноги скользят на камнях, проваливаются в узкие расщелины. Тут можно сломать ноги, разбить маску или получить сильные ушибы, если волной бросит на дно.

Вода по-прежнему мутная, а волны стали еще выше. Темная полоса чистой воды маячит далеко впереди. Упорно рвусь к ней, не думая об обратной дороге. Но море имеет в запасе еще одно препятствие: дно начинает заметно повышаться, а пройти по каменистой отмели, над которой ряд за рядом движутся тяжелые валы, очень трудно.

Приходится отступить. В награду за это море посылает мне первого своего обитателя — между камнями, в углублении дна, лежит ярко-лиловое животное с пятью длинными, заостренными лучами. Это амурская морская звезда. Я узнала ее по рисункам.

Успеваю подхватить ее до того, как сверху обрушивается Очередная волна. Мне казалось, что звезда должна быть мягкой, плюшевой на ощупь. Ничего подобного. Она жестка и корява, как шероховатый кусок дерева. «Вероятно, она мертва и застыла в той позе, в которой ее настигла смерть», — думаю я, пробиваясь через прибой.

Когда движешься навстречу волнам, можно заранее приметить особенно крутые и высокие гребни и приготовиться

к встрече с ними. Идя же обратно к берегу, приходится все время оглядываться, ожидая каждую минуту, что набежит «девятый вал», накроет с головой и собьет с ног.

Пропустив над собой бесчисленное количество «девятых» валов, из которых в основном и состоял прибой, и близко