За годом год - [74]

Хоакин, рассердившись, снова полез на камень. Некоторое время они боролись на краю утеса и вдруг в обнимку свалились в речку. Пепита была отличной пловчихой: сделав два мощных взмаха, она увлекла Хоакина на дно. Вода, прохладная и нежная, как рыбья кожа, ласково окутала тело. Пепита сильным движением вынырнула на поверхность, глотнула воздух и снова ушла в глубину, чтобы, ящеркой прокравшись по дну реки, настичь Хоакина.

Антония, Кармен, Эулохия и девушка Тинте, которую звали Пакитой, бросились в воду в том месте, где река доходила всего до колен.

— Давай я научу тебя плавать на спинке, — предлагал Рыбка Паките.

— Ох, если ты меня отпустишь!

— Ложись на спину и откинь голову.

— Да я наглотаюсь воды.

— Не наглотаешься! Склони голову, будто ты на похоронах.

Рыбка блаженствовал. Худенькая Пакита имела свои достоинства. Делая вид, что он обучает ее плавать, Рыбка одной рукой держал девушку за ноги, а другой щекотал и гладил по спине.

Луис вылез из воды и забрался на ветку дерева, росшего в тени моста, у самых перил. Он всматривался в ущелье, где бурлила река, сверкая желто-зелеными струями. Стрекозы — чертовы лошадки — трепыхали в воздухе своими прозрачными крылышками. На противоположном берегу грелась на солнце длинная ящерица, настороженно приподымая треугольную головку при каждом шорохе покатившегося камешка. Высоко в небе недвижно парил орел.

Антония тихо подошла к дереву, на которое вскарабкался Луис. Юноша неотрывно смотрел в ясную глубину потока.

— Что ты там делаешь наверху?

— Ничего, просто смотрю на реку.

— Слезай, поедим чего-нибудь.

— Я не очень проголодался.

— Ладно, слезай, пойдем перекусим. За городом всегда аппетит появляется, — добавила Антония, — я не хочу, чтобы у меня муж был сухой и тощий, пусть будет упитанным.

— Хорошо, пойдем.

Луис спустился с дерева.

— Вот такой, загорелый и скачущий по веткам, ты похож на Тарзана.

Друзья расположились под импровизированным навесом. Девушки расстелили на земле одеяло, достали тарелки и еду.

— Принеси сифон, Хоакин. Давайте выпьем. Нет ничего лучше, как промочить горло перед едой, — сказал Неаполитанец.

Эулохия восхищалась природой.

— Ой, как здесь красиво! Не пойму, чего это люди так рвутся жить в Мадриде, когда есть такие прекрасные места, как это!

— Хорошо живется не в красивом месте, а с тугой мошной!

— А как же крестьяне?

— Ой, не смеши меня, а то лопну! Да здесь одни камни, тут не покрестьянствуешь! На камнях ничего не вырастишь.

— А я видела тут, неподалеку от шоссе, шикарные виллы.

— Они принадлежат тем, кто проводит здесь лето, а остальное время живет в Мадриде. Это дачники, приезжают в Торрелодонес на самые жаркие месяцы.

— А я мечтаю жить в горном селении. Вот счастье! Конечно, в доме, где есть сад и туалет с канализацией. Самое неприятное в деревне то, что там нет света и воды, — сказала Пепита.

— Кто за городом живет, подтирается чем бог пошлет!

— С деньгами в любом месте шикарно живется. А есть места и получше. Будь у меня монеты, я бы проводил лето не здесь, — вступил в разговор Рыбка.

— А куда бы ты поехал? — спросил Неаполитанец.

— На Лазурный берег, например, к француженкам.

— А я летом выезжаю на дачу, на родину матери, в городок под Авилой, — сказал Луис.

— Да ты у нас вроде барчука, — сказала Эулохия. — А я вот, например, не знаю, что такое жить на даче. Мы все лето в городе торчим. У подъезда дома, рядом с кувшинами.

— Все дело в том, что некоторые живут слишком богато. В Испании еще полно несправедливости. А ведь мы все одинаковые, божьи дети, — выпалила Пакита.

— Я три года назад ездила в городок под Саламанкой. Отлично провела время! Как раз застала праздники. Плясала с утра до ночи и объедалась свининой и колбасой, — начала рассказывать Кармен.

— Кто у нас хорошо живет, так это Неаполитанец. Поглядите, какие телеса нарастил.

— Это стоило немало сыночку моей мамаши. Для коммерции надо родиться. Когда кошелек полон, не страшно попасть и в каталажку. Я бы поменялся местами с делягами из концерна. Сбыли аргентинскую пшеницу; студенты требовали снять с них голову, а их, видите ли, посадили в камеры с радиоприемниками. Многих совсем выпустили. Надо уметь глядеть в оба, ребятки, — сказал Неаполитанец, поднося указательный палец к правому глазу.

— Вот тебе, Луис, и будущий клиент, — заметил Хоакин.

— А ты адвокат? — спросил Неаполитанец.

— Да.

— Да, — подтвердил Рыбка. — Луис у нас дон без звона. А дон без звона — бубенцы в панталонах.

Кармен уплетала вяленую треску, доставая кусочки из металлического судка.

— Хочешь попробовать? Очень вкусно.

— Что за рыба?

— Треска.

— С тех пор как вкалываю в рыбной лавке, меня от рыбы воротит, — сказал Рыбка.

— О чем это мы разговаривали? — спросила Эулохия.

— Ладно, расскажи о своем первом женихе, чем вы с ним там занимались, — рассмеялся Рыбка.

— Это ты лучше расскажи о том, как твоя тетка была шлюхой в Вальядолиде, — задетая Рыбкиной шуткой, отпарировала Эулохия.

— Ну, не сердись.

— Хочешь помидор?

— Давай.

— Вы когда поженитесь?

— Скоро. У нас уже есть комната.

— Ну, имея одну комнату, я бы не женился.

— А я женюсь.

— А почему бы нам не встречаться почаще? — сказал Антон Луису и Хоакину. — Я постоянно торчу в баре на улице Сан-Бернардо.