За фасадом империи - [124]

На следующих остановках, более высоких — городских, областных, республиканских, — ставки растут. Круг расширяется. Начальник управления милиции, начальник ОБХСС, городской прокурор, республиканский и т. д.

Надо дать и в горком партии — заведующему отделом промышленности, и в соответствующий главк, и в министерство, но здесь счет особый и нормативов нет.

Так или иначе, в дело втягивается 30–50 человек, и у «трудящегося» зав. цехом от некогда огромной суммы остается едва ли 15–20 %, да и те, к несчастью, приходится делить между компаньонами».

А при чем тут плановая система, спросите вы? А при том, что она по самой своей природе толкает человека на преступления:

«Встречал я и такие предприятия, где подбирались честные руководители, сознательные рабочие, самозабвенные, целеустремленные. Короче, такие, каких в СССР, казалось, и не бывает. Что из этого получалось? Вызывали директора (главного инженера, начальника цеха) в главк, в Москву (а если действие происходило в Москве — в министерство) и говорили:

— Что ж это вы, Николай Сергеевич (Ашот Петросович, Ибрагим Мамед-Оглы) план не выполняете?

Николай Сергеевич брал карандаш и начертывал цифры, объясняя: если трудиться в году не 12, а 14 месяцев, заменить ржавые станки, модифицировать технологию, наладить нормальное снабжение — голубая мечта каждого хозяйственника в СССР — и увеличить в два раза количество рабочих — и даже тогда план не будет выполнен; он завышен, нереален.

— Так-так, Николай Сергеевич, значит, вы партии не доверяете, она для вас не авторитет. Партия, по-вашему, прожектерством занимается. А международное положение, а неурожай в Индии… Да вы, может, и в коммунизме усомнились? Так вот: или план — или партбилет. О решении доложить. Можете идти.

Несчастный Николай Сергеевич в расстроенных чувствах шел к друзьям. Его выслушивали, утешали и учили: хочешь жить — изворачивайся, лбом стенку не прошибешь. Или: живи сам и давай жить другим.

Проводил Николай Сергеевич бессонную ночь (ночи). Но жить надо, и шел Николай Сергеевич в магазины, а если городок маленький — на колхозный рынок — завязывать нужные знакомства. Дальше — по уже знакомой схеме. Часть изготовленной заводом продукции оказывалась на «черном» рынке; часть выдавалась «на-гора» в счет плана. И если уж очень-очень порядочный человек был Николай Сергеевич, поначалу не прилипали деньги к его рукам: совестно было. А рубли — тысячи — шли, и чем это он хуже других? И не дурак — свое, положенное снимал: плата за страх.

Приходила зрелость к Николаю Сергеевичу, а с нею — награды, звания».

Человек внимательный может спросить: вот вы, Александр Петрович, сказали, что в СССР были сплошные приписки и дефицит, однако, мы видим, что фабрика выпускала вместо 300 тонн краски 600. Половина неучтенных! И такая воровская система была, оказывается во всем СССР. Так значит, не было дефицита, а была хоть и подпольная, но богатая жизнь. Получается, СССР выпускал даже больше, чем гласила его бравурная статистика?

Нет. Прошу обратить внимание на следующую тонкость: вместо масла и белил краску делали из асидола и мела, в наручные часы не вставляли нужный камень, на ткацких фабриках прореживали полотно, уменьшая количество нитей на квадратный сантиметр… Почему? Что мешало фабрике выпускать нормальную краску, ведь на черном рынке она работала не на отчетность, а на потребителя, а потребителя обижать не стоит, поскольку он платит жуликам живые деньги? А то и мешало — ограниченные фонды. Дефицит. Плановая экономика дефицитна. Поэтому жуликам приходится перераспределять и без того небогатые ресурсы, чтобы стянуть их на себя и сделать из них побольше того же, но похуже качеством.

И не опасались жулики, что потребитель уйдет к другому производителю. Некуда ему уходить! Выбор-то у него невелик — либо отсутствие нормальной краски в магазинах, либо наличие «левой» из дерьма.

По сути, «цеховики» в системе с ограниченными ресурсами выполняли роль хищников, отбиравших у системы и без того скудные крохи и перенаправлявшие их в пользу правящего класса, организуя левые денежные ручейки, текущие наверх. Каждый могильщик в СССР, вымогающий деньги с народа, каждый гаишник, каждый таксист делились после смены собранными деньгами с начальством. И эти ручейки тоже текли наверх.

Периодически КГБ и/или МВД вскрывали гигантские мафиозные структуры на уровне целых городов, краев или республик. Людям старшего поколения наряду с «Хлопковым делом» еще памятны «Дело Рокотова», «Дело гастронома «Елисеевский», знаменитое «Рыбное дело», начавшееся с передачи крупной взятки директором магазина «Океан» заместителю министра Рытову, «Сочинско-краснодарское дело»… Эти дела показали: в коррупции погрязли все уровни власти, нити коррупции тянутся наверх, в Москву. Владимир Калиниченко — старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, который вел «Сочинское дело», потом вспоминал: «В Сочи началась паника. В ход пошли широко известные приемы коррумпированных группировок».

Дело всячески тормозилось; следователям запрещалось трогать крупных партийных функционеров. И хотя в ходе расследования было уволено более пяти тысяч чиновников и посажено более полутора тысяч, замешанный в аферах первый секретарь Краснодарского крайкома Медунов не сел, а всего лишь был снят с работы. Аристократия своих не сдает.