За что ты меня любишь? - [8]

Макси вздрогнула, сама не зная почему. Словно повинуясь чьей-то чужой воле, ее глаза вновь обратились на него, и взгляд оказался прикованным к его лицу непреодолимой силой.

– А еще я очень сильно рассержусь на вас. – Ангелос придвинулся ближе, его акцент заметно усилился. Он говорил теперь совсем тихо. – Лиланд никогда не плясал под вашу дудку, так с какой стати это буду делать я? А ведь со мной вам будет намного лучше, чем с ним. Я знаю, как угодить женщине. Знаю, что нужно такой женщине, как вы, как сделать, чтобы она чувствовала себя в безопасности и, уверенная, что ею дорожат, была счастлива, довольна, удовлетворена…

Макси слушала его как завороженная, подобно ребенку, который слишком близко подошел к бушующему пламени. Она ощутила, как сердце ее забилось быстрее, по жилам заструилась кровь. Какое-то необычайно сильное и совершенно новое чувство захлестнуло ее.

– А-Ангелос?… – прошептала она, чувствуя головокружение.

Он привлек ее к себе, не прерывая колдовской поток своей речи:

– С какой легкостью вы произносите мое имя…

Макси задрожала, ноги уже не повиновались ей, и в то же время никогда еще она с такой ясностью не ощущала каждую частичку своего тела. Внезапно что-то с громким стуком ударилось об оконную раму. От неожиданности Макси подскочила, и даже Ангелос вздрогнул.

– Ничего страшного… это футбольный мяч, – с досадой прорычал он, подняв темноволосую голову.

Но Макси его не слушала. Она сгорала от смущения, обнаружив, что руки Ангелоса сомкнулись вокруг ее талии и он вот-вот поцелует ее. И хуже всего то, что она всей душой жаждала этого поцелуя.

Резко высвободившись из его объятий, Макси прижала дрожащие ладони к горящим щекам.

– Убирайтесь и не смейте сюда больше приходить.

Ангелос пробормотал какое-то греческое ругательство и не двинулся с места, глядя на нее в упор. В глазах был вызов.

– Да что это с вами?

Макси испытала острое чувство стыда, прочитав искреннее недоумение на его лице. Господи, она ведь даже не противилась ему! Она испытывала к нему влечение, сама того не сознавая, не в силах шевельнуться от захлестнувших ее желаний и восторга. И он это почувствовал. Интересно, чувствует ли он сейчас то же, что и она: какую-то неутоленную жажду? И, смущенная столь необычными для нее ощущениями, Макси поняла, насколько она не владела собой.

– Я не обязана объяснять вам, – в панике выпалила она и, выскочив в прихожую распахнула входную дверь. – Я хочу, чтобы вы немедленно ушли и никогда больше здесь не появлялись. Если посмеете прийти, я спущу на вас собаку!

Совершенно неожиданно Ангелос рассмеялся низким, грудным смехом. Выражение мрачной неприступности бесследно исчезло с его лица. Макси изумленно уставилась на него. Бесспорное обаяние этой хищной усмешки застало ее врасплох.

– Ваш пес скорее радостно бросится ко мне на грудь… а вы? – Приподняв темную бровь, он наблюдал за ее реакцией.

Макси залилась краской.

– Убирайтесь! – сорвалась она. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он наконец замолк.

– А вы? – упрямо повторил Ангелос. – По какой-то совершенно непонятной мне причине то, что произошло сейчас между нами, вывело вас из равновесия, вы были испуганы, смущены…

И, слушая его, Макси чувствовала, как внутри у нее все сжимается: никому еще не удавалось с такой легкостью прочесть ее мысли, он словно рассматривал ее под микроскопом.

– Почему плотское желание должно вызывать стыд, – тихо спросил Ангелос, – почему не удовольствие?

Удовольствие?

– Я не могу сказать, что вижу вас насквозь… во всяком случае, пока. – И, бросив ей напоследок эту дерзкую фразу, он вышел во двор и зашагал по тротуару к длинному темному лимузину, где его уже ждал шофер в униформе. Двое большеглазых, оборванных мальчишек, один из которых прижимал к груди футбольный мяч, безуспешно пытались заговорить с водителем. Ангелос остановился и, наклонившись с непринужденной грацией, перекинулся с ними парой шуток. Поймав себя на том, что вновь глядит на него как зачарованная, Макси в сердцах захлопнула дверь.

Он вернется; это ясно как белый день. Трудно объяснить, но у Макси не было ни малейшего сомнения на этот счет. Чувствуя легкое головокружение, она побрела обратно на кухню и, к немалому удивлению, обнаружила там Лиз. На лице подруги читалось нескрываемое беспокойство.

– Баунс сел у дверей в студию и начал скулить. Должно быть, услышал, как ты кричала. Я вернулась в дом, но, естественно, не стала вмешиваться, когда поняла, что вы просто спорите, – с печалью в голосе проговорила Лиз. – К сожалению, прежде чем я ушла назад, мне пришлось услышать больше, чем следовало бы. Какой же ты противный, Баунс, ты так подобострастно вилял хвостом перед Ангелосом Петронидесом, что я ничего не заподозрила!

– Значит, ты поняла, кто приходил ко мне?

– Не сразу, но, Господи, как это я не сообразила? – с горячностью воскликнула Лиз. – Ведь ты так часто говорила о нем!

– Правда? – смущенно выдохнула Макси. Ее щеки пылали.

Лиз улыбнулась.

– Ты все время так к нему цеплялась и столько жаловалась на него, что нетрудно было понять, как сильно он тебя интересует…

Из груди Макси вырвался хриплый смех.