За что боролись… - [36]

Раздалось два негромких хлопка, и монитор с клавиатурой разлетелись вдребезги.

— Ты слишком многословен, Аркаша, — произнес Тимофеев, приглаживая глушителем пистолета правый висок. — Вот и все, господа. Теперь даже мы, если захотим, не сможем отключить взрыватель.

Он повернулся ко мне.

— Помнишь, ты говорила: увидимся разве что в аду. Теперь мой черед сказать: увидимся в аду.

— Ну и артист ты, Тимофеев, — негромко бросил Анкутдинов. — Ну, прощайте, ребята. Я сожалею, что все так вышло, но вы сами выбрали.

Дверь хлопнула за Анкутдиновым, Лейсманом и Тимофеевым, и послышался звук запираемого замка.

— Этого следовало ожидать, — сказал Кузнецов.

— Что будем делать? — влез Казаков.

— Надо хотя бы освободить руки. Тань, развяжи.

— Они мне опять связали, — откликнулась я. — Предусмотрительные.

— Как все ярко, — тоскливо пробормотал Казаков, — и как не хочется умирать, хотя я и отсюда вижу, что шансы наши равны нулю. Или около того.

— А где Кирсанов? — спросила я.

— Когда мы подъехали, и ты, и он валялись на дороге, — пояснил Кузнецов. — Тимофеев велел подобрать вас, лысые ублюдки притащили тебя сюда, а его — не знаю…

— Но они вносили его в дом… — рассеянно отметил Казаков. Я подозрительно посмотрела на него, но ничего не сказала.

— Все-таки шансы какие-то есть, — произнес Кузнецов.

— Тимофеев… — пробормотала я. — Да, шансы какие-то есть. Тимофеев… Что-то тут не то. Я видела их глаза… Его глаза…

— Вроде не передозняк, — пробормотал Кузнецов, — чего это она?..

— Идиоты! — взвыл Казаков. — Они же и доктора химических наук своего, Хоенцева отца то бишь, с нами заперли. Его-то за что?

— Умный больно, — проговорил Кузнецов, — не любят они умных. Анатолий Антоныч!!! — заорал он вдруг оглушительным протодьяконским басом. — Анатолий Антоныч!!!

— …Толий Тоныч! — гнусавым фальцетом пискнул Казаков.

Дверь отворилась, и вошел и. о. Светлячка в белом халате.

— А эти… где же все? — спросил он растерянно.

— Ррразвяжите нас! — проревел Кузнецов. — Эти все ушли, нас заперли и хотят взорвать! Лейсман запустил взрыватель, а Тимофеев разнес компьютер, чтобы мы не могли отключить!.. Быстрее, а то тут скоро все как грррохнет!

Больно было видеть, как посерело, постарело и обмякло лицо Анатолия Антоновича. Однако он живо принес скальпель и перерезал веревки на руках у меня, Кузнецова и Казакова.

— Отсюда есть выход?

— Только один, — доктор покачал головой. — Они закрыли его, другого нет.

— А окна, ходы, отдушины?

— Это подвал, тут ничего нет. Ничего, через что можно было бы пролезть. А на сколько они поставили?

— Лейсман сказал, что на полчаса, — ответил Казаков. — Не думаю, что он врал.

— Да, не тот случай, — согласилась я. — В общем, сами мы?.. Дверь, разумеется, железная?

— Да.

— Стены?

— Невозможно, — покачал головой Анатолий Антонович.

— Один шанс, — прошептала я, — один шанс…

Дверь запела, заскрежетала, как от сильного удара, и щелкнул замок. Дверь распахнулась.

— Тимофеев! — воскликнула я и без сил прислонилась к стене.

* * *

Когда Анкутдинов, Лейсман и Тимофеев вышли из подвала, где располагалась лаборатория, Тимур Ильич с сожалением взглянул на своих спутников и произнес:

— Ну, вот и все, дело сделано. И все-таки жаль. Особенно Светлова.

— А твою бывшую однокурсницу не жаль? — ехидно спросил Лейсман.

Анкутдинов удивленно глянул на него, отвернулся и после долгой паузы произнес:

— Ладно, поехали.

— У нас есть еще одно дело, Тимур, — сказал Лейсман с упором на слово «еще» и подошел к Анкутдинову вплотную. Макушка Аркадия Иосифовича едва доставала до плеча президента «Атланта-Росс».

— Я тебя слушаю, Аркадий Иосифович, — спокойно вымолвил тот. — Только, может, выйдем отсюда, а то, упаси боже, ты неправильно поставил время на взрывателе.

— Это дело не займет много времени.

— Тогда давай пройдем внутрь, а то я не люблю разговаривать на входе, — насмешливо проговорил Анкутдинов, глядя в упор на своего финдиректора.

Они зашли в первую попавшуюся комнату и присели на стулья.

— Я вижу, у тебя тоже что-то есть ко мне, Александр Иваныч, — миролюбиво выговорил Анкутдинов. — Ну, говорите, а то сидеть на пороховой бочке как-то не по себе.

— Я хотел спросить у тебя, Тимур Ильич, как ты намереваешься употребить полученные от Блэкмора двадцать миллионов «зеленых»? — глухим от волнения голосом проговорил Лейсман.

— А, вот ты о чем?.. — Анкутдинов поднял брови. — Что, Аркаша, раззадорился от запаха халявных денег?

— Это для тебя они халявные, Тимур, — голос Лейсмана был полон негодования и обиды. — А я заработал их своим горбом. Я нашел и пристроил Светлячка. Я наладил работу этой лаборатории. Я нашел для нее высококлассных специалистов. Я набрал команду для практической отработки проекта «Светлячки». Я координировал устранение «Светлячков», когда этот Вишневский поставил под угрозу срыва все наши планы насчет перцептина. Теперь дело сделано, деньги поступят на наши счета, и потому я спрашиваю — как ты намерен распорядиться ими?

Анкутдинов пожал плечами и недоуменно глянул на своего всегда спокойного и выдержанного финансового директора.

— Ты старый мой друг и компаньон, Аркадий Иосифович, и я на тебя не в претензии за этот тон, хотя, надо сказать, ты, мягко говоря, погорячился. Что касается денег, то я употреблю их, как мне будет лучше, и отчитываться перед тобой не намерен. Прости, Аркадий, но ты забыл, кто из нас есть кто.